Массовые расстрелы проходили в Оханске. Перед более поздним отступлением белыми, согласно запискам председателя Оханской ЧК, было расстреляно 42 человека, в том числе бывшие члены исполкома Некрасов и Старцев[930]. В Соликамске был зарублен командир продотряда коммунист А. В. Логинов, расстрелян начальник милиции И. А. Дегтярников и 28 других жителей города, обвиненных следственной комиссией «в сотрудничестве с Советской властью[931]. По официальным советским данным, в Нижнетагильском и Надеждинском районах от рук колчаковцев пострадало свыше 10 тыс. человек[932]. Все эти расстрелы шли помимо официальной гражданской власти, протесты которой игнорировались[933].

Если для Сталина это было закрепление царицынского опыта, то для Дзержинского полученные сведения о ряде измен, а главное, о массовых казнях в Пермском крае, имели важные последствия для изменения его взглядов на карательную политику по отношению к офицерству. До Пермской экспедиции Дзержинский не выделял бывших офицеров в Советской России как изначально враждебный элемент, подлежащий безусловному уничтожению. В ряде дел лета-осени 1918 г. он допускал смягчения мер наказания для его представителей, в случае отсутствия явной вины. Например, офицеры, арестованные в ходе весенне-летнего расследования дела «Союза защиты Родины и Свободы», не были расстреляны в период председательства в ВЧК Дзержинского. Эта участь их постигла, когда летом его заменил на этом посту Я. Петерс[934]. При этом среди расстрелянных «савинковцев» позднее оказался и А. А. Виленкин, оправданный ранее Дзержинским, но казненный Петерсом в тот период, когда Дзержинского не было в Москве (он находился в Петрограде, расследуя обстоятельства убийства М. С. Урицкого 30 августа 1918 г.).

После января 1919 г. четко прослеживается более жесткая и непримиримая позиция Дзержинского в отношении к офицерству, которая не исключала массовых превентивных расправ над ним. Дальнейшие события, после освобождения города красными войсками, возможно, только убедили Дзержинского в его внутренней правоте. Согласно сохранившейся в московском архиве РГАСПИ июльской телеграмме члена РВС Восточного фронта Н. И. Муралова А. И. Рыкову из освобожденной 1 июля 1919 г. красными войсками Перми, белые успели перед оставлением города сжечь и потопить свыше 50 пароходов с продовольствием и нефтью. На баржах сожгли около 1000 пленных красноармейцев и выпустили из тюрем всех уголовников перед уходом, около 2000 политзаключенных (красных) попытались переправить в свой тыл, но белый конвой их отпустил[935].

В результате в Москве массовый террор в Перми большевистским лидерам виделся не просто свидетельством террора противника, а проявлением «людоедской сущности» белого движения, белого офицерства[936]. В этом же был теперь убежден и Ф. Э. Дзержинский, находившийся на пермском участке фронта в начале 1919 г. Итогом пермской командировки становится моральная готовность Дзержинского к массовым репрессиям против офицерства, включая принятие им списочной расстрельной практики в деятельности ВЧК.

В начале февраля 1919 г. в Москву из Швейцарии приехала семья Дзержинского. Феликс Эдмундович вызвал автомобиль Тихомолова и встретил жену и сына на Александровском (сейчас Белорусском) вокзале. Он, однако, не остался с семьей, а выехал устраивать других прибывших на поезде эмигрантов и военнопленных из Швейцарии. Только разместив их в Третьем Доме Советов, он вернулся к семье[937]. Дзержинский отвез жену и сына в Кавалерский корпус Кремля. Согласно воспоминаниям шофера, Феликс Дзержинский улыбался и все время ласкал сына — худенького застенчивого мальчика в очках, в вязаной шапочке с помпоном, скромно одетого, как и его мать[938].

«До нашего приезда он обычно проводил круглые сутки в ВЧК, ночуя в своем кабинете. Лишь в связи с нашем прибытием он переселился в свою комнату в Кремле», — вспоминал его сын[939]. Однако здесь он только ночевал, вынужденно посвящая семье мало времени. Как вспоминал Ян, «Вставал он часов около девяти, а я в это время уходил в школу, возвращался же он поздно ночью. Зимой отец и по воскресеньям почти не отдыхал, лишь несколько раньше обычного возвращался домой. Даже когда ему случалось заболеть, то и тогда он не прекращал работать, просматривая многочисленные деловые документы. Только в летние месяцы я видел отца чаще. По воскресеньям он ездил за город, но и там большую часть дня работал. Однако по вечерам нам удавалось выходить с ним на прогулку. Несколько раз мы гуляли с ним по Москве»[940].

18–23 марта 1919 г. Дзержинский участвует в работе VIII съезда РКП(б). На съезде он был вновь избран в ЦК РКП (б), не войдя в Политбюро. Однако голосование показало авторитет Дзержинского среди рядовых членов партии. Ленин получил 262 голоса (больше, чем кто-либо из баллотировавшихся), а Дзержинский — 241, меньше, чем Бухарин и Сталин (по 258 голосов), но больше, чем Троцкий (219) и Калинин.

Вскоре 25 марта 1919 г. пленум ЦК РКП(б) рассматривал вопрос о назначении после смерти 16 марта Я. М. Свердлова кандидатуры нового Председателя ВЦИК. Причем пленум обсуждал кандидатуры на этот пост Ф. Э. Дзержинского, А. Н. Белобородова, Н. Н. Крестинского, В. И. Невского и председателя Смоленского губкома партии С. В. Иванова. Однако была выбрана кандидатура Я. М. Калинина («за» проголосовали 7, против 4, воздержались 2). По поручению ЦК Л. Б. Каменев, назначенный председателем фракции, провел Калинина сначала в состав ЦИК, а затем и в Председатели[941].