в первый раз, ты попыталась меня поколотить. Помнишь, тогда я притащил тебя на крышу, а ты еще разозлилась? Этот момент так и стоит у меня перед глазами, я столько раз за это время прокручивал его в голове… – Алик поднял куртку, шагнул ко мне, словно не замечая, как я превращаюсь в клокочущую от ярости фурию, и попытался снова обнять. – Милая, ну же, хватит дуться… Не представляешь, что я пережил, когда тебя не было рядом!

– Не представляю? – отскакивая, чуть не задохнулась от ярости я. Вот эгоист! – А как я жила все эти месяцы, не знаешь? Так я тебе расскажу! Сначала психиатры пичкали меня какой-то дрянью, от которой я превращалась в манекен. А потом, с трудом соскочив с таблеток, рыдала сутками напролет, каждый божий день! Просыпалась и засыпала с твоей фотографией, заперлась в четырех стенах, спряталась под одеялом, перестала есть! Потеряла работу, знакомые шарахались от меня, как от безумной. Бедные родители, они постарели лет на десять… Только ради них я с грехом пополам собрала себя по кусочкам! Ради них – и этой дурацкой, никому не нужной книги, которую написала по твоей указке, угробив впустую несколько месяцев жизни…

– Так ты все-таки ее написала? Умница, куколка! Я всегда говорил, что ты невероятно талантлива, – просиял Алик, словно не слышал моей предыдущей гневной речи. – Дашь почитать?

– Я сейчас кому-то по физиономии дам, – заклокотала я. Нет, ну каков наглец, а? Еще самодовольно ухмыляется, словно я должна прощать все, что бы он ни выкинул! – У меня в голове не укладывается, как можно быть таким жестоким… Ты ведь мог подать мне какой-нибудь знак, что жив, и я ждала бы тебя, долго, сколько потребуется. Но нет, ты даже не подумал обо мне! Интересно, с чего объявился сейчас – успел надоесть другим бабам?

Снова засмеявшись, Алик кинулся ко мне.

– О, ты уже ревнуешь, куколка, мне нравится. – Он по-хозяйски сжал меня за талию, лишая возможности вырваться. – Поверь, никого у меня не было и быть не могло! Я люблю тебя. И хочу как сумасшедший. Почти год воздержания… сама понимаешь. Я так по тебе соскучился, давай оставим все разговоры на потом… Можешь дать мне по физиономии, если от этого станет легче.

Он состроил забавную гримасу и вытянул шею, подставляя лицо, хихикая и провоцируя меня, – прекрасно понимая, что влюбленная дурочка Рита никогда не сделает ничего подобного, безропотно снесет все и пойдет за ним куда угодно, стоит лишь слегка поманить.

Ах так, унижать меня еще больше? Ладно, сам напросился… Помнится, Анька рассказывала мне об интересном исследовании: переживание серьезной обиды сравнимо по силе с эмоциями, которые испытывают люди при потере близкого. Именно так я и чувствовала себя сейчас – глубоко оскорбленной его легкомыслием и собственными страданиями. Все это в мгновение ока пронеслось в голове, перед глазами заметались искры ярости, и моя ладонь, резко взлетев вверх и описав полукруг в воздухе, с силой опустилась на щеку обнаглевшего призрака.

Шлеп! Я поспешила отдернуть руку и в ужасе отступила, глядя на покрасневшую половину лица Алика. Что я творю? А ну-ка очнись, истеричка! Даже не выслушала, не дала объяснить! Сейчас я потеряю его снова, по своей вине, уже навсегда…

– Карма, – к моему изумлению, спокойно, со странной улыбкой констатировал он, явно не собираясь обижаться и бежать от меня на все четыре стороны. – Меня настигла карма. Знаешь, милая, я ведь залепил как-то Косте, когда он полез к тебе обниматься… Ух, прямо в голове тогда помутилось! Набросился, толком не разобравшись, на человека, который столько для меня сделал! И для тебя, кстати, тоже. Вот уж представить себе не мог, что бумеранг вернется с нежной ручкой моей любимой куколки!

– Косте? – Я в недоумении воззрилась на Алика, отказываясь что-либо понимать. – Так ты его знаешь? Но как, откуда?

– Кстати, о Косте. – Игнорируя мои вопросы, Алик шагнул вперед, снова накинул на меня куртку, сжал за плечи и строго спросил: – Между вами ведь ничего нет?

Растерянная, я лишь отрицательно покачала головой.

– Слава богу, не придется отбивать, – с облегчением бросил он, опять прижимая меня к себе и касаясь губами моей макушки. – Куколка, ты моя. Можешь обзывать меня, распекать, даже бить – я всегда буду рядом. И больше никуда не исчезну. Так просто ты от меня не отделаешься.

– Правда? – Глаза снова обожгли слезы, и я уткнулась носом Алику в грудь, вдыхая его запах.

– Правда, милая. Я вернулся. К тебе.

Глава 23

«Кап, кап, кап…» – отчетливо донеслось до меня, вырывая из сладких грез, и я с наслаждением потянулась под одеялом. Где-то совсем рядом барабанил дождь и насвистывал ветер, но мне было тепло, мягко и уютно. Открывать глаза и возвращаться к реальности не хотелось – только что мне приснился самый чудесный сон на свете, и так хотелось задержаться в этом ощущении счастья хотя бы еще на мгновение…

Этой ночью я видела Алика. Ярко и красочно, словно наяву. Он целовал меня, нашептывая всякие нежности и прижимал к себе так, как умел только он: крепко, но бережно. Несколько раз мы заводили разговор о том, как жили во время тягостной разлуки, но, едва обменявшись парой реплик, снова бросались друг к другу, будто в последний раз. Смутно я помнила, как, уже проваливаясь в глубокий сон, умоляла Алика не исчезать хотя бы еще минутку, и он сжимал меня в крепком кольце рук, обещая, что так будет всегда…

Кап, кап, кап… Этот дождь пожаловал, словно по закону подлости, не давая помечтать и настойчиво напоминая о моем бедственном положении. Похоже, я и правда тронулась рассудком, раз не могла сразу сообразить, где нахожусь: уже в городской квартире, у родителей, как-то умудрившись добраться до столицы, или еще у Кости, в доме, который давно следовало покинуть. Так или иначе, но впереди ждали беспросветная грусть, одиночество, угрызения совести и, боюсь, психиатрическая клиника в придачу…

Стоп. Я легонько пошевелилась, с наслаждением ощутив, как одеяло мягко ласкает кожу. Почему я сплю голой? Откуда это ощущение мягкости, тепла и защищенности, такое знакомое, еще не забытое? И, кажется, кто-то касается моих волос. Неужели…

Ресницы стремительно распахнулись, и меня встретил полный нежности взгляд фиалковых глаз. Самых чудесных глаз на свете… Алик лежал на боку, подперев голову одной рукой и пальцами другой поглаживая мою прядь. Между нами, на смятой постели, слабо освещаемой тусклой лампой, валялись какой-то потрепанный блокнот и карандаш.

– Прости, куколка, я, наверное, тебя разбудил.