Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алик… – Я отшатнулась и обреченно взглянула на него. – Прежде чем мы… чем все случится… Словом, я должна знать: это совсем безнадежно?
– Еще как, куколка. – Он серьезно посмотрел на меня, и я начала было холодеть от страха, но в его глазах тут же запрыгали смешливые искорки. – Если я вернулся к тебе из преисподней…
И он опять потянулся ко мне.
– Ты не понял. – Я тряхнула его за плечи, пытаясь привести в чувство. – Давай рассуждать разумно. Да погоди хотя бы секундочку, Алик!
– Не могу, – вздохнул он, прижимая меня к себе так крепко, словно хотел поглотить мое тело своим. – Не могу отпустить тебя даже на мгновение.
– В этом-то и дело, – заупрямилась я, отстраняясь, чтобы не потерять голову. – Нужно мыслить логично. С недавних пор у меня появились пугающие симптомы. Бо́льшую часть времени я удручена, ничего не радует, плачу по любому поводу. Анька сказала… ты ведь помнишь мою Аньку, да? Так вот, она сказала, лучше плакать, чем носить все в себе, как раньше. Я ведь окаменела от горя, когда ты… когда… сам понимаешь. Пару месяцев назад мне стало казаться, что за мной следят. Я начала изобретать какие-то бредовые версии, срываться на людей. Для полной картины расстройства не хватало только галлюцинаций. Но сегодня – вуаля! – пазл сложился. И мне хотелось бы понять, сколько я пробуду в таком состоянии.
– Надеюсь, всю свою жизнь. – Призрак Алика явно не желал становиться серьезнее. – Всю нашу жизнь…
Я перебила, уже не скрывая тревоги и отбрасывая ненужную деликатность:
– Пойми, Алик, я ведь видела, как ты погиб! И точно знаю, что нашей встречи наяву быть не может. Но я вижу и слышу тебя. Чувствую. Выходит, все-таки сошла с ума… Надо посоветоваться с Анькой, но, подозреваю, мой рассудок помутился от горя. Ладно, если такова цена за то, чтобы быть с тобой, хотя бы иногда…
– Ритуля, да ты что, любимая, какое «иногда»? – Похоже, он наконец-то стал проникаться моим волнением. – Я ни за что тебя больше не отпущу! Отныне мы всегда будем вместе.
– Хорошо, – вздохнула я, мысленно смиряясь с участью умалишенной. – Но мне важно понять, не опасна ли я для окружающих. Сколько еще я смогу вести более-менее приемлемый для общества образ жизни? Удастся ли скрывать мое состояние от родителей и всех остальных. Стоит ли мне лечь в клинику? Лечится ли эта болезнь – и если да, не потеряю ли я тебя тогда во второй раз? Этого мне точно не вынести…
– Куколка, не пугай меня так. – Уже встревоженный, Алик снова прижал меня к груди и стал мягко гладить по волосам. – А я-то, дурак, еще надеялся, что мне сильно преувеличили масштаб твоих переживаний… Ничего, теперь я о тебе позабочусь. Ты абсолютно здорова, милая, просто устала от тягостных мыслей. Но все уже позади. Я с тобой.
– И мне придется провести остаток дней в больничной палате? – Я подняла голову, доверчиво взглянув Алику в глаза, и уже сама крепко прижалась к нему. – С решетками на окнах?
– Ритка, хватит, мне уже страшно. – Настал его черед легонько тряхнуть меня за плечи. – Я жив. Вот, коснись меня, посмотри, я как ты, из плоти и крови. Милая, с тобой все в полном порядке. Понимаю, трудно поверить, когда ты своими глазами видела меня… мертвым. Прости, что не мог появиться раньше, я знал, как ты страдала, но у меня были веские причины скрываться. Я навредил бы тебе, если бы объявился, и серьезно навредил! Пойми, я не мог рисковать самым дорогим на свете, ставить под угрозу тебя…
Он еще что-то суетливо говорил, явно испуганный моим состоянием, а я машинально ощупывала его руки – теплые, мускулистые, с выступающими венами. Сильные руки – живые. Потом, спохватившись, потянулась к его левому предплечью – там по-прежнему красовался нарисованный мной когда-то смешной человек, шагавший к солнцу. Рядом, почти на запястье, появилась новая татуировка – красивая, в завитушках, буква «М».
– Я все время смотрел на твое солнышко, куколка. Утешался тем, что в разлуке глядим на одно и то же небо и ты помнишь обо мне. А потом решил увековечить первую букву твоего полного имени, – улыбнулся Алик и вытянул руку. – Не пугайся, больше никаких рисунков, только… Смотри, я оставил места для имен наших будущих детей. Здорово придумал, правда?
– Ага, – машинально кивнула я, постепенно проникаясь смыслом сказанного. Ладони сами собой уперлись в твердый торс, пытаясь отодвинуть этого недопризрака. Ох, видимо, я и правда не в себе, раз до меня все так долго доходит!
Получается, все это время Алик преспокойненько жил на этом свете. Как ему удалось спастись, почему он пропал, где скрывался все это время – эти, казалось бы, важнейшие вопросы интересовали меня сейчас меньше всего. Главное, он явно следил за моей жизнью, был в курсе всех переживаний, наверняка знал и о слезах, и о безысходности, и о том, что я практически похоронила себя заживо… Знал – и не предпринял ни малейшей попытки объявиться. Не дал ни намека, ни тени надежды…
– Погоди, куколка, дай мне объяснить. – Видимо, вся гамма чувств, от растерянности и недоумения до – чего греха таить – злости, отразилась на моем лице, раз Алик сжал меня за плечи, словно боялся, что я сбегу, и сбивчиво залепетал: – Не делай поспешных выводов, пожалуйста! Я все-все расскажу, обещаю. Только… это дело не пары минут, а сейчас больше всего на свете мне хочется побыть с тобой. Почти год воздержания – шутка ли! Я так по тебе соскучился, давай отложим пока разговоры, а то сам сейчас сойду с ума… Хотя, если вдуматься, не такая плохая участь – при условии, что нас с тобой запрут вдвоем в отдельной палате!
Ах так, еще и издеваться надо мной? Решил, что ему все позволено? Дудки! Я толкнула Алика в грудь и, воспользовавшись его замешательством, вырвалась из крепких объятий. Куртка полетела на землю. Но призрак во плоти и крови лишь захохотал, откинув красивую голову.
– Куколка, похоже, все наши любовные истории начинаются с чего-то подобного. Посуди сама: перед тем как я поцеловал тебя