точки зрения эмпирики, но и с позиций базовой цивилизационной парадигмы, иначе говоря, легитимность новых реалий должна была быть обоснована и с позиций религии.

Роль Библии как Текста цивилизации резко повышается. Она должна была обеспечить преемственность старого и нового и транслировать культуру по вертикали, т. е. во времени, и по горизонтали, т. е. нести ее в другие «миры». Сложность и необычность переходного этапа были обусловлены и тем, что как внутри общества, так и за его пределами цивилизация имела дело с предельно противоречивыми и одновременно глубокими культурными, общественными, экономическими и политическими процессами. Если в средние века выстраивалась иерархия идеологических функций и акцент делался на мироустроительной деятельности, то теперь одинаково важны стали одновременно мироустроительная, мирозащитительная и экспансионистская задачи. Закладываются основы для характерного в новое время стремления к «миру во всем мире», т. е. в конечном итоге к гегемонистской (под эгидой Европы) модели глобализации, нашедшей самое яркое выражение в концепции «магистрального пути развития всего человечества». Отсюда специфичной моделью станет именно «крест педагогики», когда появится необходимость активизации воспитательной и образовательной деятельности сразу в двух направлениях спасения культурной парадигмы путем ее приспособления к новым реалиям и выживания в резко усложняющемся и динамичном евразийском пространстве.

Следует отметить и то, что человек снова начинает ощущать зависимость от тех сил, которые соседствовали с ним на земле. Поэтому «столпотворение богов» (широкое распространение ересей) как противоречивое взаимодействие и соответственно противоборство разнообразных культурных парадигм приводит к тому, что становятся загадкой не только нарождающийся социально-исторический мир, но и уже, казалось бы, осмысленный мир физический, который не поддается больше чувственному осмыслению. Для его понимания уже мало эффективного прежде абстрактно-логического подхода. Наблюдаемый в XX в. «реванш Бога» отчасти был обусловлен и тем, что физический мир в очередной раз кажется непознаваемым. Ньютонова наука сделает новый прорыв в изучении физического мира, построив на основе анализа простейших систем достаточно непротиворечивую «научную» картину.

Происходит и модификация цивилизационной сетки координат, где горизонталь (решение социально-политических проблем) столь же важна, как и вертикаль (решение проблем, связанных с активным распространением человечества по всей планете и, следовательно, выходом за пределы одной какой-либо природно-климатической зоны). Акцент естественно делается на хаосе социальном, хотя одновременно необходимо было «поставить на службу обществу» и «взбунтовавшуюся» науку. Именно религия в рамках ближневосточно-средиземноморско-европейской традиции, опиравшаяся на абстрактно-логический подход, в свое время выработала решение всех этих проблем на длительный период и на основе идеи «Бога»[27] производила сознательную перманентную редукцию[28] традиции и науки, предложив понимание культуры как «завета» «Бога» и «Человека», сделав «человека» «рабом Божьим» и положив в основу картины мира две культурообразующие идеи – креационизм и провиденциализм. «Мир богов» превратился в «космос» как место обитания единственного Бога, и тем самым эффективно блокировалась возможность хаотичного развития религиозной мысли. Идея «мира» как «творения» делала бесполезным решение социальных проблем исключительно методом познания физического мира. Все три мира, физический, исторический и социальный, были «отданы» Богу и наука до бифуркации XVI в. стала «служанкой богословия».

Теперь же, потеряв социальные цели, она стала развиваться довольно хаотично, для общества достаточно бесплодно, а порожденное ею «свободомыслие» фактически вступило в конфликт с традицией, до сего времени в целом успешно блокировавшей опасность социальных «революций». «Религия» и «наука» («философия») как две единственные в то время формы спекулятивной мысли пришли в очередное противоречие друг с другом, – необходимо было восстановить их «завет». К тому же разнообразие социальных рецептов, вырабатывавшихся в рамках национальных культур, необходимо было привести в соответствие друг с другом и с динамичной геополитической ситуацией.

Сложные процессы проявились и в культурной жизни. В европейских странах растет интерес к человеку, к его внутреннему миру. Начиналась эпоха, когда человек вновь стал проблематичен. Он опять не знает, что он такое и пытается это понять. «Что же это за химера – человек? – восклицал Блез Паскаль. – Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор вселенной. Кто распутает этот клубок?.. Узнай же? гордый человек, что ты – парадокс для самого себя. Смирись, бессильный разум! Умолкни, бессмысленная природа, узнай, что человек бесконечно выше человека».

Стены прежнего «дома» человечества рухнули после открытий Г. Галилея и Н. Коперника. «Беспредельность надвинулась вдруг со всех сторон, и человек оказался в мире, устрашающая реальность которого не позволяла видеть в нем прежний дом. В этом мире он снова стал беззащитным, хотя на первых порах разделял восторг Дж. Бруно перед его величием, а потом математический восторг И. Кеплера перед его гармонией. Но уже Б. Паскаль увидел не только величие звездного неба, но и его жуткую загадочность, говоря, что вечное молчание бесконечного пространства пугает его. Снова человек стал проблемой, распад прежнего образа Вселенной и кризис ее надежности повлекли за собой и новые вопросы беззащитного, бездомного и потому проблематичного для самого себя человека».

Наука и философия стали создавать новый образ Вселенной, но не новый дом. Стоит только всерьез принять идею бесконечности, считал М. Бубер, и нового дома уже не выстроить. Постепенно человечество все больше становилось бездомным. В каждую следующую эпоху, писал Бубер, одиночество все холоднее и суровее, а спастись от него все труднее. Человеку приходится в себе самом искать силы и смысл своего существования. Но «во всех стихиях человек – палач, предатель или узник», – писал А. С. Пушкин.

Главными для новой Европы культурными проблемами станут складывание новой структуры культуры, где базовые идеи сохранятся, но лишатся своей явственной религиозной формулировки и новое переосмысление Библии как базового текста путем выработки и применения нового метода ее «изучения», который неизбежно должен был быть «научным». И то, и другое было немыслимо без формирования нового типа человека. Он должен был оставаться «истинным христианином» и в то же время приспосабливаться к новым внутренним и внешним реалиям.

Проблема человека – центральная для любой культуры, ибо именно регулирование отношений человека с физическим, историческим и социальным мирами и является первостепенной задачей любой культуры. В отношении культуры XIV–XVI вв. сказанное особенно справедливо. В условиях трансформации европейского общества из феодально-аграрного конгломерата народов и племен в индустриально-аграрное сообщество наций проблема человека становится особенно острой и злободневной.

Неудивительно поэтому, что как гуманистов, так и реформаторов из различных аспектов проблемы человека интересует наиболее важный и существенный, а именно понимание «абстрактного человека». Это действительно важно, ибо именно стремление понять человека и его природу вне какого-либо контекста, социального или национального, является признаком культурообразующего вопрошания. Тем самым снимается