— Марыся! Я должен ее искать. Я вспомнил! Я думал, я шел к ней. Когда меня вел… Зов. Я думал, что иду к Марысе!

— Кто такая Марыся?

— Это моя дочь. Я пришел за ней. Но уже не ощущаю ее след…

Харпад замолчал, когда понял, что сказал слишком много. Еремия внимательно смотрел на него.

— Как ты хочешь ее найти?

— Ей девять, а дети редко попадают в Элиминацию. Тут не может быть много девятилетних. Я пройдусь тут.

— Она могла попасть куда угодно, — заметил Еремия. — Безлюдные только околицы выхода из Стыков. Те места все избегают, кроме стариков. Остальные выглядят так, как тут, — он указал на толпу.

— Я смогу найти свою дочь, — ответил с раздражением нюхач.

— Тебе не хватит жизни.

Харпад залпом выпил воду и кинул пустую посуду на землю. Он послал недружелюбный взгляд Еремии и отошел. Помощник нашелся! Старый хрыч отупел в этих казематах, лишенный мотивации.

Подкрепившись, он шел, осматривался, входил в магазинчики и подозрительные бары. Наблюдал за играющими детьми, ходил по тротуарам, проникал в строения, преодолевал висячие мосты и шлюзы.

Структура на уровне пассажа была упорядоченной и одновременно застроенной повторяющимися элементами. С одной стороны от шлюза шел ряд толстых труб, идущих вертикально вверх, а за ними из мрака свешивался угловатый предмет, размером с человека. Легко потеряться, даже магазинчики и тряпичные конструкции незначительно отличались. Но он не терялся.

Харпад двигался хаотично и лишь в середине дня, когда устал, взял следующую порцию каши из компа и обдумал маршрут. Он старался не отдаляться от Крепости Вольфа. Было неразумно избегать его. По крайней мере до тех пор, пока не узнает Межуровень. Он занимался чем-то подобным, как и его брат Наверху, только здесь не хватало полиции, судов и даже Элиминации. Власть Вольфа ограничивали только ему подобные. Если существовали.

Он не добрался до границ густонаселенной территории. Он даже не попал в районы, где было хоть немного свободнее. А это значило, что Вольф выбрал для себя самый центр Межуровня. Какова его площадь? Как далеко он тянется? Наверное, не больше полутора километров. Население Кольца Варшава четыре, может, пять миллионов. Каждый год Элиминация забирает двенадцать… ну пусть пятнадцать тысяч жителей. Сколько детей? Немного. Сколько тут могло быть людей? Сто тысяч? А детей? Из того, что успел увидеть — довольно много. Больше, чем он думал. Элиминация была безжалостной.

Но он не ощущал след Марыси.

Возможно ли, что он утратил свои способности? Забыл, как входить в транс? На протяжении последних часов он пытался дважды. Даже нажимал на дурацкий хрящик за ухом. И ничего.

Он остановился перед прилавком, на котором продавали что-то, видом напоминающее маленький крендель. Ему не хватало другой еды, помимо каши. Но у него не было денег, как и не было идей, где их можно раздобыть.

До него донесся запах сигаретного дыма. Рядом на земле сидел пятидесятилетний мужчина. Он курил самокрутку, у Харпада засосало в желудке.

— Где взять сигареты? — спросил он.

Мужчина медленно поднял на него взгляд, в котором сквозило безразличие. Он указал на столик с самокрутками на противоположной стороне.

— А откуда деньги? — тише спросил нюхач. Ответа не последовало, был только безмолвный, терпеливый взгляд. — Однодневный?

Лишь это вызвало улыбку на лице мужчины.

— Зачем причинять себе боль ненужными воспоминаниями? — спросил он. — Когда Зов отпускает, ты свободный человек. Живешь настоящим.

— Это происходит само собой? Или ты принял такое решение?

— Ха-ха… Не помню, чувак. В этом-то и суть, да? Ха-ха-ха… — Он облокотился на стену и громко смеялся.

Харпад заметил, что однодневный, хотя и не молодой, а зубы у него в идеальном состоянии. Он не мог удержаться и навязчиво заглядывал в рот другим людям.

У всех были здоровые зубы.

* * *

Сон не приходил, храп сбоку не помогал. Он лежал и смотрел в потолок, едва заметный в полумраке. В длинной комнате на третьем уровне внутри Структуры все, кроме него, спали. С двух сторон узкого прохода тянулись две возвышенности с эластичными матами. Харпад прошел несколько таких помещений, пока не удостоверился, что любой может сюда зайти и поспать, пока Зов не позовет. Он видел, как люди просыпаются и встают. Без зевания, досыпания и потягивания. Встали и вышли.

Войти в транс не удавалось. Может, это Межуровень так на него действует, а может, стресс и нехватка света. Остались обычные поиски. Два дня, может, три, и он обойдет все, заглянет в каждый закоулок. Будет спрашивать людей и нарисует карту.

Он потянулся под манжету. Там все еще был рисунок от сокамерника. Копия детского рисунка Четок триста лет назад.

* * *

Взять резиновую прокладку с верхней полки, надеть на пластиковый штифт, вставить в металлическое отверстие и повернуть вправо до щелчка. Взять резиновую прокладку с верхней полки, надеть на пластиковый штифт, вставить в металлическое отверстие и повернуть вправо до щелчка. Взять резиновую прокладку…

* * *

Он стоял на середине пассажа и разглядывал руки. Три пальца на левой покрыты черным налетом, правая была в мелких царапинах. Он не помнил, что случилось.

Голод толкал его в сторону ближайшего компа. Через минуту он стоял, облокотившись на контейнер, и автоматически запихивал в себя следующую порцию склизкой пищи. Человеческая река текла в обе стороны рядом с ним. Неизменно. Свет не становился ярче и не гас, вездесущий гул не становился громче и не утихал.

Он закончил есть и посмотрел вправо — Еремии не было.

Снова! Снова он ничего не помнил. Почему он не знает, как его зовут, почему ничего не помнит и не удивляется этому застывшему времени.

Он резко задышал, а память постепенно возвращалась, словно свет достигал все более глубоких слоев. Это продолжалось дольше, чем в прошлый раз. Процесс прогрессирует.

Марыся…

Он оставил еду и пошел быстрым шагом. Сколько тут людей? Средняя продолжительность жизни в таких условиях должна быть короче, чем Наверху. Двадцать лет? Не больше, чем двадцать пять. Это означает, что население Межуровня не превышает несколько десятков тысяч. В худшем случае не больше ста. Встреча с человеком на такой огромной территории должна быть редкостью. Но тут наоборот. Значит, где-то дальше есть совсем безлюдные регионы.

— Привет, — сказал ему девушка, идущая навстречу.

Он остановился и попытался вспомнить, знает ли ее. Короткие черные волосы, худенькая, лет двадцать.

Ролики в голове закрутились. Девушка в занавеске.

— Привет. — Он тоже улыбнулся.

Сейчас вместо занавески на ней был привычный комбинезон. Даже эта мешковатая одежда хорошо на ней сидела.