– Полковник, если вы это сделаете, бомбы выйдут из строя.

– Ничего им от вакуума не будет, не заговаривайте мне зубы.

– Спросите у майора Моргана. От вакуума им действительно ничего не будет, а вот взрывная декомпрессия разрушит все электросхемы.

Полковник не был специалистом и потому умолк на несколько минут. Джонни продолжал работать.

– Далквист, – вновь подал голос Тауэрс, – это была неуклюжая попытка. Я поговорил с Морганом. У тебя есть шестьдесят секунд, чтобы влезть в скафандр, если ты этого еще не сделал. Я собираюсь взорвать дверь.

– Не взорвете, – парировал Джонни. – Когда-нибудь слышали о «пульте мертвеца»?

Оставалось найти противовес и ремень.

– А? О чем ты?

– Я переоборудовал номер семнадцать на ручной подрыв. И есть одна хитрость. Бомба не взорвется, пока я держу ремешок в руке. Но если со мной что-нибудь случится – бабах! Вы в пятидесяти футах от эпицентра взрыва. Подумайте об этом.

– Я тебе не верю, – после короткой паузы ответил полковник.

– Нет? Спросите Моргана, он поверит. Он даже может проверить достоверность моих слов по видеосвязи. – Джонни прицепил к линейке ремешок скафандра.

– Ты же сказал, что передатчик сломан.

– Я солгал. Могу доказать. Попросите Моргана мне позвонить.

Вскоре на экране появилось лицо майора Моргана.

– Лейтенант Далквист?

– Привет, Вонючка. Подожди-ка секунду. – Далквист с чрезвычайной осторожностью подсоединил последний элемент взрывателя, не выпуская при этом линейку. Аккуратно переместив руку на ремень, он уселся на пол и включил телепередатчик. – Видишь меня, Вонючка?

– Вижу, – сухо ответил Морган. – Что ты тут вытворяешь?

– Вот, кое-что придумал. – Далквист объяснил майору все: какие цепи он отключил, какие закоротил и как приспособил к бомбе кустарный механический взрыватель.

Морган кивнул:

– Далквист, ты блефуешь. Я уверен, что ты не рискнул отсоединить цепь «К». У тебя духу не хватит взорвать себя.

Джонни усмехнулся:

– Еще бы. Но в этом-то и прелесть. Пока я жив, с бомбой ничего не случится. Но если твой грязный босс, экс-полковник Тауэрс, взорвет дверь, то мне конец, – а значит, и бомба неминуемо взорвется. Мне уже все равно, а вот полковнику – нет. Так ему и передайте. – Далквист выключил передатчик.

И минуты не прошло, как из громкоговорителя раздался голос Тауэрса:

– Джонни?

– Я вас слушаю.

– Зачем себя губить? Выходи, и получишь отставку с сохранением полного жалованья. Ты сможешь вернуться домой, к семье. Обещаю.

– Не приплетайте сюда мою семью! – вспылил Джонни.

– Подумай о них, парень.

– Заткнитесь и убирайтесь в свою нору. Мне очень хочется почесаться, и сейчас вся эта лавочка может взорваться прямо у вас под носом.

Джонни резко поднялся. Он задремал, и, пусть его рука не выпустила ремень, он вздрогнул от одной мысли о том, что могло случиться. Может, стоит обезвредить бомбу в надежде на то, что теперь заговорщики не рискнут его выкуривать? Но своим предательством Тауэрс уже подписал себе смертный приговор, терять ему нечего. Если они рискнут пойти на штурм, а бомба будет обезврежена, то Джонни мигом придет конец, Тауэрс же получит бомбы. Нет, Джонни зашел слишком далеко, и он не допустит, чтобы его девочка росла при военной диктатуре только потому, что ему захотелось поспать.

Он услышал потрескивание счетчика Гейгера и вспомнил, что отсёк фоновый шум. Уровень радиации в бункере, должно быть, значительно вырос – возможно, из-за разбитых «мозгов» бомб. Они длительное время пробыли в контакте с плутонием и наверняка стали радиоактивны. Джонни достал пленочный дозиметр.

Темная зона приближалась к красной линии.

Убрав дозиметр, он сказал себе:

– Пора пошевеливаться, приятель, иначе ты начнешь светиться, как циферблат армейских часов.

Это, конечно, была фигура речи: зараженная животная ткань не светится – она просто медленно умирает.

Телеэкран снова вспыхнул, и на нем появилось лицо Тауэрса.

– Далквист, нам нужно поговорить.

– Свалите в канаву!

– Хорошо, ты доставил нам неудобства.

– «Неудобства»? Черта с два! Я вас остановил.

– Это ненадолго. Скоро у меня будут другие бомбы…

– Ложь.

– …Но сейчас ты нас тормозишь. У меня предложение.

– Не интересует.

– Не спеши. Когда все это закончится, я стану главой мирового правительства. Если ты согласишься сотрудничать, я прямо сейчас готов предложить тебе пост главы администрации.

Джонни объяснил, что́ тот может сделать со своим предложением.

– Не глупи, – ответил Тауэрс. – Какой смысл тебе умирать?

Джонни хмыкнул:

– Тауэрс, какой же вы подонок. Вы, кажется, говорили о моей семье? Да по мне, пусть они лучше умрут, чем будут жить под властью такого недонаполеона, как вы. А теперь проваливайте, мне нужно подумать.

Тауэрс отключился.

Джонни снова взглянул на дозиметр. Пленка не стала темнее, но напомнила, что время на исходе. Он был голоден, его мучала жажда – и он не мог бодрствовать вечно. Космические корабли преодолевали путь с Земли до Луны за четверо суток, и ждать помощи раньше не стоило. Четыре дня ему не протянуть: как только пленка дозиметра потемнеет на красной линии, ему конец.

Единственным выходом было необратимо испортить бомбы – так, чтобы их нельзя было восстановить, – и выбраться отсюда до того, как потемнеет пленка.

Обдумав все возможные способы, Джонни принялся за дело. Он повесил на ремешок взрывателя груз и привязал к нему шнур, чтобы дернуть за него перед смертью, если Тауэрс все-таки взорвет дверь.

Существовал простой, но трудоемкий способ вывести бомбы из строя без возможности их починить. Основу каждой бомбы составляли две плутониевые полусферы, отполированные настолько, чтобы обеспечивать идеальный контакт при смыкании. В случае малейшего изъяна цепная реакция, необходимая для взрыва, была невозможна.

Джонни начал разбирать первую бомбу.

Сбив молотком четыре зажима, он разбил стеклянный корпус внутреннего блока. Это оказалось самой сложной задачей – в дальнейшем бомба разбиралась легко. Наконец перед ним оказались две полусферы, идеально отполированные до зеркального блеска.

Удар молотка – и одна из них перестала быть идеальной. Еще удар – и вторая полусфера треснула, будто стекло. Молоток угодил точно в узел кристаллической структуры.

Несколько часов спустя, смертельно усталый, Джонни вернулся к снаряженной бомбе. Едва держась на ногах, он опустился рядом с ней и с чрезвычайной осторожностью обезвредил ее. Вскоре и ее серебристые полусферы были приведены в негодность. В бункере не осталось пригодных к использованию бомб – лишь разбросанные по полу огромные суммы денег в виде самого ценного, ядовитого и смертоносного металла в мире.