- Ты лжешь. Она назвала тебе причину.

Класс, он знает, что я соврала.

- Оборотни утверждают, что не могут больше почуять, когда явру.

- Я не нюхаю и не слушаю твое тело, Анита. Я просто чувствуюложь. Почему ты не скажешь мне правды?

- Я скажу ее Жан-Клоду, и если он решит, что можнорассказать всем, так я и сделаю.

- Значит, ты будешь хранить от меня секреты.

- Знаешь, Реквием, у нас тут творится всякая чертовщина, атебя больше волнуют собственные переживания, чем жизненно важные вопросы.

Он кивнул.

- Я чувствителен сегодня, и несдержан. Я уже чувствовал себятак раньше, в кабинете Жан-Клода.

- Тогда с нашими сознаниями играл Арлекин, - произнесла я.

- Но, моя вечерняя звезда, нет таких священных предметов,которые я мог бы носить, и мне нечем укрыться от того, что они могут со мнойсделать.

- Сейчас они воздействуют на тебя?

- Нет, но они показали мне часть правды относительно моейсущности, и я, кажется, не могу забыть того, что узнал.

- Это не похоже на тебя, Реквием.

- Ты полагаешь? - в его голосе снова было слишком многочувства. Мне захотелось, чтобы поскорее вернулся Грэхем, или хоть кто-нибудь.Реквием считал, что на него никто не воздействует, но я готова была биться обзаклад, что Арлекин тасует его мысли, словно колоду карт.

Реквием расстегнул свой плащ и сбросил его на пол. Такимдвижением он сбрасывал его на сцене «Запретного Плода» под конец своеговыступления. Сейчас он был полностью одет - элегантные серые брюки и рубашкачистого василькового цвета, которая подчеркивала цвет его глаз, насколько этовообще возможно. Я видела немало голубых глаз, но не таких, как у него. У негоони были поразительно голубыми, такого глубокого цвета, что даже Белль Мортзахотела добавить его в свою коллекцию голубоглазых любовников. Реквиемотбросил свои длинные, черные волос за плечи.

- Нет на свете причин, по которым я мог бы оставить тебя,моя звезда. Если бы только ты любила меня так же, как я люблю тебя, то ничто небыло бы для меня важнее тебя.

- Грэхем! - позвала я. То был не вопль, но нечто весьмапохожее. Испугалась ли я? Немножко. Может, я и смогла бы воспользоватьсянекромантией, чтобы выбить Арлекина из Реквиема, но в прошлый раз я в процессеедва не погибла. А мне хотелось бы выздороветь, прежде чем снова подставлятьсяпод удар. Эгоистично, да, но уж как есть.

Дверь распахнулась, но вошел не Грэхем. И даже не Эдуард.Это был Дольф, лейтенант Рудольф Сторр, глава Региональной Группы РасследованияПротивоестественных Событий, клинический ненавистник всех видов монстров. Вотчерт.

Реквием даже не обернулся. Только бросил:

- Оставьте нас. - Но сказал он это тем «голосом», напоеннымсилой, каким обладают некоторые вампы. Этот голос призван зачаровывать иошеломлять.

Я увидела, как вспыхнул крест Дольфа у него на шее. Егосияние образовало вокруг Реквиема ореол. Я видела Дольфа за Реквиемом, который,при своих ста восьмидесяти, был ниже Дольфа сантиметров на двадцать. Выражениелица Дольфа мне сильно не понравилось.

- Он мой друг, Дольф, но его околдовали плохие ребята. -Теперь в моем голосе было больше страха, чем когда я звала Грэхема. Пугало менявыражение лица Дольфа.

- Один вампир не может околдовать другого, - сказал он. Язаметила движение его рук, и еще до того, как он обошел вокруг вампира, язнала, что он вытащил пистолет. Он встал так, чтобы стреляя, не попасть в меня.Его крест продолжал гореть ровным белым светом, не слишком ярко - в концеконцов, плохой вамп находился далеко от этой комнаты.

- Эти вампиры могут, клянусь тебе, Дольф. Реквиемаконтролирует один из плохих парней.

- Это действительно со мной происходит? - спросил Реквием,выглядя при этом сбитым с толку.

- Он вампир, Анита; он - плохой парень.

- Тебе промывают мозги, Реквием, - сказала я, протягивая кнему руку.

- Не прикасайся к нему, - тут же бросил Дольф, вскидываяпистолет.

Рука Реквиема сомкнулась на моей. Его кожа была прохладнойна ощупь, словно он еще не кормился. Хотя это явно не так, ведь я чувствовалаего силу.

- Если пристрелишь его вот так, Дольф, то это будетубийство. Он не сделал ничего плохого. - Я выдохнула немного своей собственнойсилы, некромантии, и попыталась аккуратненько «взглянуть» на Реквиема. Еслименя вновь метафизически впечатают в стенку, то, боюсь, Дольф заподозрит в этомРеквиема, и тогда уж точно его пристрелит.

- Ты сама говорила мне, что если крест светится, значит, наменя воздействуют.

- Они воздействуют и на тебя, и на Реквиема. На вас обоих.

- Но на мне мой крест, Анита, мой разум подчиняется толькомне. Этому меня тоже научила ты. Или ты забыла все об охоте на монстров, когданачала их трахать?

Я была слишком напугана, чтобы оскорбляться, поэтому толькопроизнесла:

- Послушай себя, Дольф, прошу тебя. Они играют твоимимыслями.

После чего осторожно направила свою силу на Реквиема, такаккуратно, как никогда раньше. Я почувствовала силу, и вкус этой силы был мнеуже знаком. Мерсия. Если мы выживем, обязательно спрошу у Эдуарда, как это онухитрился ее упустить. Но оказалось, что это все равно, что ловить призрака; еесила исчезла, почувствовав мою. Она просто оставила его и ушла. Может, ей тожене хотелось получить еще один метафизический удар.

Реквием покачнулся, хватаясь за спинку кровати и мою руку,чтобы не упасть.

- Отойди от нее немедленно, - сказал Дольф.

- Плохой вамп уже ушел, Дольф, - сообщила ему я.

Реквием произнес:

- Дайте мне пару секунд, офицер, и я исполню вашу просьбу.Мне нехорошо. - Он не смотрел на крест, все еще пылавший спокойным, неяркимсветом. Значит, не Реквием был виной тому, что он светился.

В двери медленно вошел Эдуард. Олаф ввалился следом.

- Эй, лейтенант, что тут происходит?

- Этот вамп пытался затрахать мне мозги. - Голос Дольфа былтихим и спокойным, с тихой угрожающей ноткой, похожей на фитиль - только иждущий огонька. Пистолет он держал двумя руками, приняв позицию для стрельбы. Вего руках пистолет казался до странности маленьким.

- Анита, - позвал Эдуард.

- С Реквием сейчас полный порядок. Плохие вампывоздействовали на него, но теперь уже все.

- Лейтенант Сторр, у нас нет ордера на ликвидацию этоговампира. Пристрелите его сейчас, и это будет убийством. - Голос Эдуарда принялинтонации старины Теда, примирительные, причем по тону было ясно, что он и самне рад тому, что нельзя просто так отстреливать вампиров, но - так уж повелось,что теперь жаловаться.