- Реквием, - позвала я.

Он подошел к кровати, причем капюшон практически полностьюскрывал лицо.

- Да, моя вечерняя звезда?

- И почему, когда ты это произносишь, с каждым разом онокажется мне все более и более язвительным?

Он прищурился, прикрыв на мгновение свои яркие синие глаза.

- Я постараюсь впредь произносить это так, как имею в виду,моя вечерняя звезда. - На этот раз интонация была нежной и романтической. Мнеэто снова не понравилось, но я не стала говорить об этом вслух. С претензиямиможно повременить до тех пор, пока я не придумаю, какую можно из этого выгодуизвлечь.

- Я уже спрашивала тебя, где Жан-Клод, и повторяю этотвопрос. Где он и чем занимается?

- Ты его не чувствуешь?

Я задумалась, потом покачала головой.

- Не могу. - Меня пронзил внезапный укол страха. Наверное,это отразилось на моем лице, поскольку Реквием успокаивающе дотронулся до моейруки.

- С ним все в порядке, но он поставил плотные щиты, чтобыАрлекин не смог читать в его сознании, или в твоем, или короля волков.

- Так значит, в городе их все же больше двух, - произнеслая.

- А с чего ты вообще взяла, что их только двое?

- Это все, кого я видела.

- Видела? Как?

И снова, мне не понравился ни вопрос, ни тон, которым он былзадан.

- Это имеет значение?

- Может, и нет. Но ты права, Жан-Клод почуял в вашем славномгороде больше двоих.

- Удивительно, что Жан-Клод способен нас всех от них защищать,- сказала я.

Реквием крепче сжал мою руку.

- Мы все удивлены. - Он убрал руку, и она тут же скрыласьпод плащом.

- Расскажи мне о том, что я пропустила, насчет вампиров.Нет, постой, сколько я пробыла в отключке?

- Сейчас только вечер того дня, когда ты была ранена. Вотключке, как ты выражаешься, ты провела всего несколько часов.

- Часов, не дней? - уточнила я.

- Нет.

Я дотронулась до живота, но болело значительно меньше, чем яожидала. Я потянулась, чтобы приподнять простыню, который была накрыта. И замешкалась,бросив взгляд на Реквиема. Да, он был моим любовником, но… в нем всегда былонечто такое, из-за чего я не чувствовала себя так же комфортно, как состальными. Мика, Натаниэль, Жан-Клод, Ашер, даже Джейсон - при них я быосмотрела рану, не задумываясь. При Ричарде, возможно, нет. Но Реквиемзаставлял меня колебаться по многим причинам.

- Смотри свою рану, Анита. Я не брошусь тебя насиловать,увидев обнаженной. - Голос его звучал оскорблено. А так как он довольно старыйвампир, то факт того, что я смогла услышать эмоцию в его голосе, означал либото, что он мне это позволил, либо то, что он был настолько расстроен, что несмог сдержаться.

Я все же нашла компромисс. Приподняла покрывало, оставивнижнюю часть тела прикрытой.

- Я не животное, Анита. Я способен контролировать себя, видятебя голой. - Его голос так и сочился злостью и презрением, что ясно говориломне о том, что Реквием все-таки не контролирует себя.

- Я никогда в этом не сомневалась, Реквием. Но с тобойневозможно быть голой и не беспокоиться об этом. Мне нужно просто взглянуть насвое тело, увидеть, что там с раной. Я не хочу делать из этого что-то большее,и тем более романтически окрашенное.

- Будь на моем месте Жан-Клод, это не стало бы чем-тобольшим?

- Жан-Клод способен думать о делах, а романтику оставить дляболее подходящего случая.

- Он настолько холоден?

- Он настолько практичен, - поправила я. - Мне это нравитсяв мужчинах.

- Я знаю, что не нравлюсь тебе, моя вечерняя звезда. - Иснова в его голос просочилось слишком много чувства.

Я сделала единственное, что могла предпринять в даннойситуации: проигнорировала его. После того, как я увидела свой живот, этооказалось не так уж трудно. Там, где Солидат вспорола мне живот, осталисьрозоватые шрамы. Настолько исцелиться раны могли только за несколько недель. Япровела пальцами по коже, и она показалась мне практически гладкой, словношрамы выделялись только своим цветом.

- Сколько прошло часов?

- Сейчас девять вечера.

- Десять часов, - тихо произнесла я, не веря собственнымсловам.

- Около того.

- Они смогли настолько зажить за десять часов?

- Похоже на то, - ответил он. В его голосе все еще звучалараздраженная нотка, хотя и слабее.

- Но как?

- Ответить тебе цитатой, «Есть многое на небесах и на земле,друг Горацио, чего нам знать не суждено», или просто сказать, что не знаю?

- «Не знаю» было бы вполне достаточно, но, по крайней мере,я знаю, что это из «Гамлета». А теперь скажи, что тут было, пока я спала?

Он плавно склонился к кровати, изогнув губы в легкой улыбке.

- Твои друзья уничтожили спавшего члена Арлекина. Хотя тот,высокий, - Олаф или Отто, жаловался, что ко времени их прибытия она была ужемертва. Он хотел, чтобы она дергалась, пока ее режут.

Я поежилась и опустила простыню на место. Попыталась недумать об Олафе, сконцентрировавшись на более насущных вещах.

- Уничтожены должны были быть двое членов Арлекина.

- Ты признаешь это, - сказал он. - Признаешь, что послала ихуничтожить членов Арлекина.

- Признаю, черт побери, еще как.

- Жан-Клод теперь вынужден объясняться перед Советом, имеетли право Арлекин убить нас за то, что ты сделала.

- Если они убивают, не прислав черной маски, не в порядкесамообороны, - тогда это смертный приговор для них.

- Кто тебе это сказал?

Я задумалась, стоит ли отвечать на этот вопрос, но в концеконцов, сказала:

- Белль Морт.

- Когда же наша прекрасная смерть успела поговорить с тобой?

- Она пришла ко мне в видении.

- Когда?

- Когда мы втроем умирали. Она помогла мне накормиться,чтобы у меня хватило энергии вернуться и не позволить нам умереть.

- Зачем ей помогать Жан-Клоду?

Будь здесь Жан-Клод, я рассказала бы ему все, без утайки, ноего здесь не было. Был Реквием, который, по обыкновению, вел себя странновато.И я не была уверена в том, что Белль обрадовалась бы тому, что ее мотивыобсуждаются на каждом углу.

- Как знать, зачем Белль что-то делает или не делает?