рожон» – звучало одно из его учений. «Заботьтесь друг о друге» – так звучало другое, последнее, переданное Францем накануне, и Тита не могла отделаться от мысли, что между ними есть ужасное противоречие. А значит, одно так или иначе придется нарушить. Джеку это не понравится. Джек в гневе будет, когда узнает.

«Ну и пусть!» – решила Тита. Зато она защитит его, как давно себе поклялась. Зато перестанет быть еще одной его тенью и станет полноценной тьмой. Топить в себе врагов – ее удел. Да и довольно на Джека надежды возлагать – пора самим со всем справляться.

– Клематисы тем быстрее растут, чем больше в человеке сожалений, – прошептала Тита, поворачиваясь к Лоре и столу, загроможденному посудой, накопленной за время их дежурств. – Если бы тебе хоть одно семечко попало в рот, ты бы умерла на месте.

Титания услышала, как Лора судорожно вздохнула, а как выдохнула – нет. Глаза у той запали, обведенные синими кругами бессонницы вместо любимых теней. Очевидно, совесть в ней еще жила – и наказывала весьма сурово. За все эти дни Титания даже не видела, чтобы Лора ела, хотя Франц то и дело подбрасывал ей на блюдце желтые яблоки. Титания запретила себе сочувствовать и пытаться что‐то изменить, ибо любой урок должен быть усвоен сполна, чтоб не повторяться.

– Я знаю, как Ламмаса из города спровадить, – сказала Тита, сложив на груди руки с черными ногтями. В ладони намертво въелись золотистая пыльца и грязь. Она больше даже не пыталась их отмыть. – Без твоей с Францем помощи мне не обойтись. Согласна?

«Готова искупить вину?» Звучало это так, и Лора, покуда хотела оставаться в их доме, была вынуждена кивнуть. Глаза ее, ярко-голубые, как у куклы, смотрели сквозь Титанию на Джека и – она не сомневалась – видели все те неверные решения, что привели их к этому моменту. Тита предлагала их исправить. По крайней мере, попытаться.

– Лавандовый Дом, – продолжила она, и в Крепости где‐то что‐то заскрипело, грюкнуло, точно одно упоминание призраков самих призраков сюда сразу и привлекло. – Туда смерти все ведут, там Ламмас впервые Джека надломил. Там мы найдем ответ, зачем Ламмас убивает. Узнаем цель жертвоприношений и куда подевались части тел, возможно, узнаем его слабые места… К насильно убитым взывать, которым не исполнилось и сорок дней, однако, у медиумов под запретом. Так что придется тебе сделать то, что ты умеешь делать лучше всего – врать. Сеанс провести и покойника вызвать нужно любой ценой.

– Сеанс провести? Покойника вызвать? – повторила Лора, как эхо. Титания не ждала от нее воодушевления и восторга, но и такого пустого выражения лица, какое было у нее сейчас, тоже. Лора запоздало обомлела, прохлопала глазами с минуту и уточнила с долгим «э-э» между словами: – Я правильно поняла, что ты вызвать одну из убитых Ламмасом жертв хочешь? Узнать, как именно они умерли? – Титания кивнула, и на этот раз Лора захлопала не глазами, а ртом. – Но… Но… Разве для этого не нужна личная вещь усопшего? Где я ее тебе добуду?

– У всех жертв были семьи. Можно попросить у них, – спокойно отозвалась Титания.

– И сколько у нас есть на все про все времени?

– До Дня города – Самайна – нужно уложиться.

– Полторы недели?! Да сеансы Лавандового Дома за два месяца расписаны!

– Уверена, ты справишься. Я верю в тебя точно так же, как и в Джека.

Повисла тишина. Титания снова по привычке расправляла складки на его одеяле, как делала каждый раз перед уходом, смотря на сложенное на стуле черное пальто с эполетами на плечах, в котором его принесли. Половицы жалобно скрипели, пока Лора каталась по комнате от стены к стене в мрачных думах. То, что она все‐таки не сдержалась и фыркнула, показывая характер там, где стоило бы впервые показать смирение, было вполне ожидаемо для Титы:

– А что Франц? Его работой, как всегда, будет ходить за мной по пятам с несчастным видом и мечтать о самоубийстве?

– Не только. У Ламмаса четверо подручных… Чтобы мы сравнялись в силах, их должно остаться хотя бы двое.

– Полагаю, себе ты оставила того, кто посимпатичнее?

Титания посмотрела на Лору с улыбкой, будто не заметила сарказма в ее голосе. Улыбалась она так не всегда, а только когда наконец‐то утоляла неустанно свербящий в животе голод или только собиралась это сделать.

– Я иду на охоту, – ответила она.

Умный охотник знает, когда бросаться выслеживать добычу, а когда, наоборот, залечь на дно, чтобы добыча нагрянула в силки сама. Титания тоже была умной. Она охотилась на хищника себе под стать, такого, что вцепиться ему в горло можно было лишь ценой собственных зубов, поэтому ждать ей пришлось тихо и терпеливо. Но, надо сказать, не так уж долго, как она предполагала. Буквально на следующий день, когда все сети были расстелены и надежно спрятаны в листве, колокольчик ее коробочной ловушки звякнул.

Дверь в «Волшебную страну» открылась.

Титания сделала вид, что не заметила его, потому что слишком занята. Отчасти так оно и было. Она и раньше трудилась над вязкой букетов в поте лица, но никогда так много, как после «клематисового воскресенья». Теперь утром, на заре, когда трава еще лоснилась от серебряной росы, усиливающей любые чары, она шла в оранжерею благословлять подснежники, собирала их, измельчала и, растирая с маслом – так оказалось эффективнее, – отправляла вместе с Францем по больницам. После этого Титания возвращалась домой проверить Джека, а затем ехала на трамвае до конечной остановки – и даже не пересаживалась на другую линию, чтобы объехать Рябиновую улицу, а просто зажмуривалась и терпела головную боль с тошнотой, чтобы не терять драгоценное время, которого Тите катастрофически не хватало – даже на проводы профессора Цингера она смогла выкроить его с трудом. Лишь взрастила любимый им жасмин поверх свежевскопанной земли, где захоронили старческое изъеденное клематисами тело, и сразу же ушла.

Каждый день посетителей в цветочной лавке становилось все больше, словно по городу снова, как в первый месяц после ее открытия, пошла молва о чудодейственных букетах. Титания была убеждена, что их теперь бояться станут, а лавку – обходить за милю. Ведь кому нужны цветы, когда такие же лезут изо рта? Но нет! Джек и здесь оказался прав: в тяжелые времена люди искали красоту в простых вещах. Хоть Ламмас неожиданно залег на дно, а жизнь вернулась в свою колею, невооруженным глазом были видны те лески, за которые Самайнтаун подвесили в воздухе. Ритуальные убийства продолжались, стали чаще и теперь случались почти ежедневно, но как будто бы приелись и стали восприниматься жителями как еще один городской порок. Даже снова открылись рестораны – правда,