клиенту ее букеты и как протирает запотевшее стекло цветочной камеры, молча взяв из подсобки тряпку. Невзирая на уничижительное равнодушие Титы, даже не обращающей на него никакого внимания, он так и не ушел.

Титания осталась очень довольна.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда вышла на улицу после рабочей смены. Едва она попрощалась с Линдой, провернула ключ в замке три раза и услышала, как по асфальту забарабанил мелкий дождь, как над ее головой раскрылся темно-серый зонт. Херн, держащий его, был достаточно высоким, чтобы Титания смогла дотронуться до металлических спиц над ней, только если привстанет на носочки.

– Я провожаю тебя до дома, – ответил Херн таким тоном, что Тита поняла: это не вопрос, не просьба и не приглашение. Это констатация факта.

– Мне на трамвае ехать минут двадцать…

– И идти до остановки еще десять под дождем.

– Осилю. Феи рябины и железа боятся, а не воды.

И Титания вынырнула из-под зонта, двинувшись вперед, однако ни одной капли не упало на ее лицо, ибо купол зонта за ней последовал неотрывно. Херн плавно, будто предугадывая ее движения, шагал рядом.

– Не заслуживаю быть Королем для Королевы, – сказал он. – Так позволь мне быть слугой.

И Титания, вздохнув, позволила. В тот миг, когда она не ответила и не кивнула, но замедлила шаг и не прогнала, на нити между ними завязался узел.

На веревке, что должна была обмотать добычу вокруг горла и подвесить – тоже.

Так продолжалось всю неделю. Уже на третий день Херн стал встречать Титу не у лавки, а недалеко от дома, на перекресте за молодыми деревцами каштанов со змеиными стволами, будто мечтающими отсюда уползти. Тита не сразу заметила, что с тех исчезли соломенные куклы – очевидно, Херн заботился о ее комфорте, а может, и о своем тоже. Он следовал за ней повсюду, словно дорожка света по воде за луной: держался позади на несколько шагов, но никогда не отставал. Недаром говорят, что ко всему хорошему быстро привыкаешь, – точно так же и Титания вскоре привыкла к его присутствию: что он дверь придержит, отгонит в трамвае злые взгляды, закрыв своей спиной, снова подставит зонт под слезы плачущего неба и принесет на обед еду из китайского кафе – ее любимого, потому что специй в такой еде больше, чем самой еды, и вкус мяса, прекрасного и ненавистного, совсем не ощущается. При этом Херн ни разу с ней не заговаривал, если первой то не делала она. Словом, идеальный компаньон! Продолжал быть рядом и лишь единожды куда‐то отлучился на полдня, из-за чего Титания испуганно подумала, что потеряла хватку и охота ее завершилась неудачей.

Но нет.

– Подснежники? – удивилась она на следующее утро, когда зашла в лавку и обнаружила, что ей, похоже, лучше снова выйти: к кассе было не подступиться из-за количества цветов, глядящих на нее с поддонов. Все бутоны, как один, безупречные, еще не раскрывшиеся, а оттого девственно белые, с бархатистыми лепестками, которых даже страшно касаться, не то что толочь. Но толочь все‐таки придется – на рассвете Титания как раз собрала в оранжерее последний урожай. Новый должен был проклюнуться лишь завтра – даже ее пыльца имела свои пределы, а вот люди могли начать снова кашлять кровью и умирать уже сегодня.

– Довезли один из наших старых заказов? – уточнила Тита у Линды, найдя ее за пышными копнами, роящуюся в бумагах. Очевидно, она подумала точно так же и бросилась проверять, но спустя минуту покачала головой.

– Мы не заказывали подснежники ни в этом, ни в прошлых месяцах.

– Тогда кто же их привез? Видела машину?

Линда покачала головой опять.

Титания стала еще довольнее.

После этого она решила не дожидаться конца дня, и, едва над дверью лавки звякнул колокольчик, приветствуя Херна, она отложила ножницы и подозвала его к себе. Для этого хватило взгляда – Херн понимал Титанию так же хорошо, как эти расставленные цветы вокруг, что льнули к ней из горшков и ласково оплетали пальцы.

– Это ты тогда заставил ведьм пустить меня в больницу, когда я пришла испробовать лекарство?

Херн пожал плечами. Сегодня на улице заметно потеплело, будто зачинался март, а не заканчивался октябрь, – еще один тревожный знак, и Херн явился без пальто, в одной клетчатой рубашке, обтягивающей крепко сложенное тело. Когда он позавчера придерживал для нее стремянку, Тита заметила мозоли на его руках, какие обычно остаются от рукоятки топора. Мужчин с такими руками Титания всегда любила. Она берегла их, а первыми всегда съедала изнеженных и избалованных. С их гибелью мир ничего не терял, а вот смерть трудолюбивых, воинственных, преданных делу оставляла ее опустошенной.

Но, как назло, они были самыми вкусными.

– Разве твой господин не будет в ярости? – продолжила она, проходясь по лавке, заботливо все осматривая и зная, что Херн снова вышагивает за ней.

– У меня нет господина. Есть только госпожа, – ответил он, и в его словах отчетливо звучала улыбка. – Ламмас мой партнер. Плевать хотел я на его ярость.

– Хорошо. Раз так, то я согласна.

Эти слова повисли в воздухе, как облако цветочной пыльцы, которую Титания стряхнула со своих рук на керамические вазы, прежде чем повернуться к Херну и обнаружить, что застигла его врасплох, как того и хотела. Словно кошка, зависшая над прудом с карпами, она смотрела, как под поверхностью его самоконтроля лихорадочно мечутся чувства и мысли. Ей хотелось насадить их все на когти, и, чтобы сделать это, она добавила:

– Там, при встрече у Лавандового Дома, ты приглашал меня на свидание…

– Ты не пожалеешь.

Это все, что он сказал. Отвел одну руку за спину и поклонился ей так, будто они и вправду стояли у трона в ее замке, а затем развернулся и ушел. Ведьмин камень, который все это время лежал в блюдце на стойке с растительным сором, мигал голубым, но Титания не увидела этого, потому что не моргая смотрела Херну вслед.

Ее охота наконец‐то подошла к концу.

По крайней мере, так она считала, пока Херн вдруг не изъявил желание поохотиться вместе с ней. Буквально. Он так и сказал: «Что насчет королевской охоты?» Это не только перечеркнуло все планы Титы, но и едва не заставило бежать с позором, потому что привез ее Херн прямо на кромку вязового леса неподалеку от Старого кладбища, куда она клялась себе, Джеку и луне никогда не заходить.

«Вернись, вернись, вернись к нам. Мы скучаем по тебе!»

В этот раз она не слышала зов своих детей, но знала – они по-прежнему зовут. Сейчас преддверие Самайна, а значит, тонкое время, когда миры пересекаются настолько, что начинают рваться. В воздухе трещало электричество – верный признак чар. Золотистая пыльца бесконтрольно осыпалась с ее пальцев, внутренняя природа откликалась