— Я про твои ноги. — Грей выразительно проводит по ним абсолютно бессовестным взглядом. — Будут офигенно смотреться у меня на плечах.

Мне нужна всего одна секунда, чтобы воображение визуализировало его слова.

Я прикусываю нижнюю губу, напоминая себе, что была заранее и честно предупреждена им о том, что вечер томным точно не будет. И что мне это, блин, очень даже нравится. Но ни одна из этих вещей никак не уберегает меня от незнакомого и очень тяжелого ощущения внизу живота. Что-то похожее уже было, когда он устроил мне «сказку ну ночь», но тогда я завелась с пол-оборота, а сейчас это накатывает постепенно, но необратимо, как лавина.

— Поможешь мне? — Показываю взглядом на малину, которую нужно перетереть для начинки.

Грей охотно становится рядом, задает пару уточняющих вопросов, что именно от него требуется, а потом сосредоточенно, постепенно увеличивая темп, берется за дело. И хоть мы стоим не так, чтобы близко друг к другу, я чувствую себя так, будто мы заперты в узком пространстве, и стены вдобавок начинают неумолимо сдвигаться, оставляя между нами все меньше и меньше воздуха.

— Мне нужно будет улететь на пару дней, — говорит Грей, когда заканчивает с малиной.

— Не люблю летать, — говорю просто чтобы заполнить молчание. — Дважды попадала в турбулентность. Странно, что после этого мои волосы не стали модного седого цвета.

— Это по работе, Ань. Я хотел бы, чтобы ты и Марина поехали со мной.

В его этом «бы» угадываются все «но», которые он уже прокрутил в голове, когда готовился к этому разговору. А внешне казался таким беззаботным, как будто мои ноги в коротких пижамных шортах — единственное, что было у него на уме.

— Мы вполне справимся тут пару дней, — стараюсь говорить как можно увереннее.

Марина только-только пошла в школу, у меня завтра — первый официальный рабочий день. Мягко говоря, не самое подходящее время для каникул. Грей подумал о том же, и я благодарна ему, что он не заставляет сделать по-своему.

— Аня, я обещаю, что вас никто не тронет, пока меня не будет.

Наверное, я жутко бестолковая, но как раз об этом я думаю в последнюю очередь, потому что в первую в моей голове крутится до странности болезненная мысль, что на несколько дней Грей снова исчезнет из моей жизни. Сядет в большой самолет, полетит, видимо, туда, где говорят на итальянском. И вокруг будет куча красивых, раскрепощенных, не обезображенных девственностью итальянок.

Мне очень хочется сказать это вслух. Чтобы услышать, возможно, что он все равно будет думать только обо мне или любое другое романтическое подтверждение того, что он будет работать двадцать пять часов в сутки, в темном подвале без окон.

— Только попробуй привезти хоть один засос, Грей, — угрожаю ему испачканной в белую смесь лопаткой, стараясь, чтобы эта моя вполне реальная угроза звучала хотя бы немного не серьезной.

Он прищуривается, сует в рот испачканную в мякоти малины ложку и сокращает расстояние между нами до пары сантиметров. Воздух в моих легких моментально пропитывается его запахом — чего-то ромового и кока-кольного.

— Тебе идет заявлять на меня права, — облизывает ложку прямо у меня перед носом.

— Я не шучу, Грей. — Невозможно одновременно говорить о серьезных вещах и наблюдать за тем, как его язык увлеченно лижет впадину на внутренней части ложки, как будто это…

Господи.

Когда в моей голове в прошлый раз были похожие мысли, это кончилось мокрым пятном возбуждения между ног. Настолько очевидным, что Грей его тогда, конечно же, видел.

— Ты покраснела, Нимфетаминка, — он даже не скрывает триумф от очевидной спланированной провокации. — Твои мысли настолько очевидны.

Но пока я собираюсь с мыслями, чтобы выдать хоть какой-то достойный ответ, взгляд цепляется за его большой палец, на котором остался розовый мазок.

Ладно, Грей, в это можно играть вдвоем.

Я никогда этого не делала, но, конечно, видела в парочке фильмов.

Пока Влад еще упивается своей ролью дьявольского соблазнителя, я делаю несмелый шаг вперед, жмурюсь, потому что до чертиков боюсь увидеть в отражении его глаз, какой нелепой, смешной и неопытной выгляжу в этот момент.

Открываю рот.

Обхватываю его палец губами.

Дышу носом, давая себе привыкнуть к странным ощущениям его теплой, шершавой и немного солоноватой на вкус кожи у себя на кончике языка. Сжимаю губы сильнее, чувствую острую костяшку у себя под верхними зубами.

Почему-то хочется укусить.

Оставить на нем свой маленький след.

Но вместо этого чуть сильнее втягиваю его палец в рот, воображая, что может быть… если бы…

Мои щеки до этой минуты еще никогда не горели так отчаянно.

Очень страшно открыть глаза и увидеть, что пока я пытаюсь хотя бы как-то справиться с волнением и практически непрекращающейся пульсацией между ног, Влад спокоен как удав. Или еще хуже — насмехается над моими попытками хотя бы как-то его смутить.

Но от этих мыслей не остается даже тени, когда я вижу, что на самом деле происходит с его лицом.

Как он прикусывает уголок рта, нервно втягивая воздух.

Как смотрит на меня совершенно до бесконечности черными глазами.

Как дрожат его длинные ресницы, и заострились скулы.

А потом Грей, выдохнув очень рваное «да ну на хуй!» до самого основания толкает палец мне в рот, надавливает на язык, заставляя губы раскрыться. Давит еще чуть сильнее, как будто проверяет, насколько широко я могу открыть рот.

Я в ответ в последний раз сжимаю губы, совершая совершенно очевидное и бессовестное посасывающее движение, отодвигаюсь и, с трудом подавляя дрожь в голосе, говорю:

— Твои мысли сейчас настолько очевидны, Грей.

Он протягивает руку, чтобы поймать поймать ею мое ускользающее лицо, но влетающая на кухню Марина, с криками: «Я сделала!» заставляет нас шарахнуться друг от друга.

— Я справилась! — Марина размахивает тетрадкой перед лицом Влада, словно это взятый на поле боя вражеский флаг. — Геометрия больше не проблема!

Краем глаза замечаю как он немного нервно, но довольно шустро усаживается на стул, задвигая себя пот кухонную мраморную столешницу, и пару раз прочищает горло кашлем, пока Марина показывает ему результат своих геометрических трудов.

Я тоже мысленно выдыхаю, но все равно продолжаю чувствовать во рту вкус его кожи, как будто его палец оставил на моем языке несмываемый отпечаток. Самое время для запоздалых укоров совести за то, что мои фокусы вряд ли можно назвать «никаких рук с женатиком». Даже если теперь у меня нет вопросов к его статусу (но все еще есть некоторые опасения). С другой стороны — ведь честно предупредил.