к Марине. Если бы, блядь, все мои текущие проблемы решались так же быстро и легко, как от эта херня из-под коня.

На улице еще ненадолго задерживаюсь на крыльце, прикидывая, с чего начать разговор с Нимфетаминкой. Она сразу спросить, что за история с моими окровавленными руками или будет прикидываться дурочкой, чтобы свинтить от меня при первой же возможности. Она чуть в святой обморок не упала, когда узнала, что я женат (причем от меня же), а после рассказа Шубы, наверное, мой ранг упал до низменного недостойного даже смотреть на нее чудовища. Какие уж тут поцелуи и обнимашки. Но херня в том, что целовать мне ее с каждой секундой хочется все больше. Как вспомню деловито задранный нос и злющие глазища, которыми чуть не прищучила старого гандона — так караул, несите огнетушитель.

А еще я впервые в жизни очкую просто посмотреть кому-то в глаза. Хер его знает, что делать, если и меня, как Шубу окатит таким же презрением.

Ржу в голосину, привлекая внимание «шнурков» поблизости.

У меня тут жизнь, бабло и с таким трудом налаженный бизнес коту под хвост, а я о чем думаю?

К машине возвращаюсь с твердым намерением держать удар до конца и рассказать Ане все, как есть, ответить на все ее вопросы. Даже самые поганые и неприятные. Даже на те, после которых она будет смотреть на меня как на мразь. Врать ей не хочу. Не смогу.

Открываю дверцу, собираясь сначала обрадовать новостью, что на этот раз Рогов отвяжется от мелкой окончательно, но даже рот открыть не успеваю, потому что Нимфетаминка вытягивает дрожащие руки, крепко обнимает меня за шею и ревет как белуга.

— Влад! Влад! — всхлипывает, трясется как чертово десятибалльное землетрясение локального масштаба. — Я боялась, что он может… что этот урод… что он тебя обидит!

На секунду я так офигеваю, что не сразу догадываюсь обнять ее в ответ.

Жестко прям туплю, пытаясь понять, где я, где — «обидеть», и каким образом мы в можем пересекаться в одном предложении. Но руки «соображают» быстрее, чем работает голова.

Сгребаю Аню в охапку.

Жестко, бескомпромиссно, прижимаю к себе, зарываясь носом в ее пахнущие как будто и вправду кокосом мягкие волосы. Бля-я-я-я, я бы ее сожрал. Нет, сначала выебал бы на заднем сиденье, а потом — сожрал.

Руки выламывает от потребности скрутить ее максимально сильно. Иррациональное желание заклеймить своими пальцами, чтобы на ее коже остался вечный отпечаток моего запаха. А то задолбаюсь от нее кобелей гонять ссаными тряпками.

— Влад, он же… — Аня пытается отстраниться, но в ответ окончательно вязнет в моих руках. Сдается, слава богу, быстро и без боя. — Я видела, ты что-то подписал.

«Глазастая ты моя», — мысленно хмыкаю.

— Согласие выплатить гробовые его шавкам, когда он скопытится. — Ладно, я обещал не врать насчет своего прошлого, но про наши терки с Шубой этой трепетной фиалке знать не обязательно.

— Блин, Влад. — Все-таки потихоньку уворачивается, высвобождаясь и смотрит на меня строго как училка. — Это же из-за меня. Из-за нас с Мариной.

Отпускаю ее с такой неохотой, что непроизвольно стону, когда вместо теплого тела в руках снова пусто. Пихаю ладони в карманы, чтобы не накинуться на нее от жадности. Это хуже, чем когда я первый раз попробовал настоящие шоколадные конфеты, а не дерьмо с просроченным миллион лет назад сроком годности. Мне тогда хотелось сразу и все, если бы мог — обожрался бы до смерти. Вот с Аней та же фигня, только помноженная на бесконечную степень.

Ужас, как мне ее трахнуть хочется прямо сейчас.

Отдаю себе отчет, что это шарашит долбаный адреналин.

Но мысленно уговариваю Аню хотя бы не двигаться, потому что если она снова повиснет у меня на шее — с ее драгоценной, но совершенно лишней невинностью мы попрощаемся точно не в постели, со свечками, сладкой шипучкой и прочей романтической лабудой.

Да, блядь, я почитал на реддите, как правильно поиграть с целкой. Кажется, самый адекватный совет был что-то типа: «Главное, не давай ее киске высохнуть».

— Влад, я на работу устроилась.

Еще одна странная словесная конструкция. Ну или я жестко туплю, потому что кровь прилила к «младшему брату» и башка наотрез отказывается видеть связь между нашими с Шубой разборками и тем, что Нимфетаминка нашла работу. Она же говорила про собеседование, вроде.

— Деньги не очень большие, — она озадаченно вздыхает, — но если вдруг… В общем, ты можешь на них рассчитывать.

На секунду чувствую, как мир брыкается и земля как будто уплывает из-под ног.

А потом до меня доходит.

Она предлагает помощь.

Срать вообще, что там у нее, но моя целка-невидимка не кривит нос, не истерит «все пропало!», не прощупывает сходу глубину дна моих финансовых возможностей. Она предлагает мне свои пять копеек на колготки и салфетки и говорит: «Вот, я помогаю как могу».

Если бы не сука Кузнецова — ей-богу потащил бы в ЗАГС.

Короче, я поплыл.

Спасибо тебе, Шуба, что у меня есть такое сокровище. Но глотку за нее я тебе точно перегрызу.

Но пока я плаваю в своих совершенно разбитых в хлам жизненных установках, Аня уже успевает обижено прикусить губу и выдает с легким девчачьим надрывом:

— Я понимаю, что это не «Бентли» и не… — Делает глубокий вдох, успокаивая рвущееся дыхание, от которого мои и без того совершенно раздроченные нервы вообще в хлам. — Я не буду в стороне, Грей. Что бы там ни было дальше — мы ведь можем что-то придумать, да? Моя Золотая ленточка мне тоже не просто так на голову упала!

— Нимфетаминка, я тебя просто умоляю сейчас… — Мне тоже нужно глотнуть воздух полной грудью, потому что буквально все, что вылетает из ее рта дергает меня за живое. В самом, мать его, приятном смысле этого слова. — Ань, пожалуйста, помолчи минутку, хорошо?

Она часто и много кивает, как будто боится, что одного раза может быть недостаточно.

А я протягиваю руки, обнимаю ее за талию, тяну к себе.

Боюсь просто пиздец, что первый шок у нее уже прошел, и сейчас она еще разок популярно объяснить, куда мне лучше деть свои грабли. Но хочется просто чувствовать ее тепло. Убедиться, что она живая, настоящая, а не плод моей идиотской мечты о том, что когда-нибудь, может быть, если случится парад парад планет и солнечное затмение, кто-то будет со мной не только в радости. Ну или как там, блядь, говорит народная мудрость.

Но Аня не отодвигается.

Не шипит, не