Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И вне всяких сомнений, – провозгласил Бонар Дейтц, – бывают минуты, когда гуманные соображения должны возобладать над твердолобой приверженностью букве закона…
Премьер-министр взвился из своего кресла.
– Мистер спикер, не позволит ли лидер оппозиции задать вопрос?
Бонар Дейтц в нерешительности заколебался. Однако это была обычная просьба, и он не видел разумных оснований в ней отказать.
– Пожалуйста, слушаю, – согласился он.
– Уж не предлагает ли лидер оппозиции, – с неожиданной напыщенностью начал Хауден, – чтобы правительство игнорировало закон, закон нашей страны, принятый нашим парламентом…
Его прервал громоподобный гам со стороны оппозиции: “Вопрос, вопрос!”, “Давайте спрашивайте!”, “Да он же речь произносит!”. Из рядов его собственных сторонников неслись ответные выкрики: “К порядку!”, “Слушайте же вопрос!”, “Чего испугались?”.
Бонар Дейтц, севший было на свое место, вскочил на ноги.
– Я подхожу к сути моего вопроса, – громко объявил премьер-министр, перекрывая раздающиеся со всех сторон вопли, – и она крайне проста. – Хауден смолк, дожидаясь, когда установится относительная тишина, и, дождавшись, закончил:
– Поскольку совершенно ясно, что по нашему собственному закону этому несчастному молодому человеку, Анри Дювалю, никоим образом не может быть разрешен въезд в Канаду, я спрашиваю лидера оппозиции, согласен ли он передать это дело в Организацию Объединенных Наций. Могу сообщить, что правительство намерено в любом случае немедленно привлечь внимание Объединенных Наций к этой проблеме Зал мгновенно взорвался невероятным шумом. Выкрики, обвинения и контробвинения автоматными очередями гремели над головами депутатов. Спикер, вытягиваясь на цыпочках, тщетно разевал рот в неслышном крике. Налившись багровой краской, сверкая испепеляющим взглядом, Бонар Дейтц повернулся к премьер-министру и обиженно возопил:
– Это же просто прием, чтобы…
Да, это был мастерский прием!
На галерее для прессы происходило столпотворение, репортеры яростно штурмовали выход. Премьер-министр рассчитал время для своего выпада с точностью до секунды…
Джеймс Хауден мог с уверенностью предсказать, как будет начинаться большинство статей, которые сейчас диктуются по телефону или отстукиваются на машинках. “Дело Анри Дюваля, человека без родины, может быть передано в Организацию Объединенных Наций, сообщил сегодня палате представителей премьер-министр”. А информационные агентства Канэдиан Пресс и Бритиш Юнайтед Пресс скорее всего уже распространили “молнии”: “Дело Дюваля передается в ООН – премьер-министр”. Под дробный перестук телетайпов отчаянно поджимаемые временем редакторы в лихорадочной спешке поставят в заголовки именно эти слова. Предпринятая оппозицией атака на правительство, речь Бонара Дейтца, конечно, также будут упомянуты, но в ряду незначительных новостей.
Внутренне ликуя, премьер-министр нацарапал записку Артуру Лексингтону из двух слов: “Пишите письмо”. Если впоследствии его спросят, он должен иметь возможность заявить, что министерство иностранных дел уже исполнило надлежащим образом обещание обратиться в Организацию Объединенных Наций.
Бонар Дейтц возобновил свою прерванную речь. Но в ней уже не было прежней силы, словно из котла выпустили весь пар. Джеймс Хауден сразу понял это; он также сильно подозревал, что и Дейтц почувствовал то же самое.
Когда-то давным-давно Бонар Дейтц одно время нравился премьер-министру и вызывал у него уважение, несмотря на разделявшую их пропасть расхождений в политических взглядах. В лидере оппозиции ощущалась какая-то целостность и глубина характера, его действиям была присуща честная и искренняя последовательность, которой нельзя было не восхищаться. Однако с течением времени отношение Хаудена к нему менялось, и теперь он думал о Дейтце с едва сдерживаемым презрением.
Такие перемены были вызваны по большей части деятельностью Дейтца в роли лидера оппозиции. Несчетное множество раз, как было известно Хаудену, Бонар Дейтц оказался неспособным извлечь максимальную выгоду из уязвимости Хаудена по отдельным вопросам. То, что такие действия Дейтца – или их отсутствие – демонстрировали его разумную сдержанность, не имело, как считал Хауден, никакого значения. Роль лидера заключается в том, чтобы вести за собой остальных и реализовывать любую выгодную возможность, проявляя при этом крутость характера и беспощадность. Политика – не для слабаков и слюнтяев, и путь к власти неизбежно усеян осколками разбитых надежд и амбиций множества менее удачливых людей.
Вот как раз беспощадности Бонару Дейтцу и не хватало.
Он обладал другими качествами: умом и образованностью, проницательностью и дальновидностью, терпением и личным обаянием. Но даже все вместе взятые, эти качества не могли ему помочь встать вровень и тягаться с Джеймсом Макколламом Хауденом.
Да ведь почти невозможно, подумалось Хаудену, представить Бонара Дейтца премьер-министром, распоряжающимся кабинетом, подчиняющим себе палату общин, маневрирующим, финтящим, действующим с решительной стремительностью – вот как он сам поступил мгновение назад – с тем чтобы добиться тактического преимущества в дебатах.
Ну а Вашингтон? Смог бы лидер оппозиции бросить вызов президенту США и этому его ужасному помощнику, не сдать своих позиций и добиться в Вашингтоне столь же многого, что и Хауден? Более чем вероятно, что Дейтц проявил бы рассудительность и благоразумие, что ему бы не хватило твердости, упорства и целеустремленности и в конечном итоге он уступил бы куда больше, а преимуществ получил куда меньше, чем Хауден. И то же самое в равной степени справедливо в отношении того, чему суждено произойти в ближайшие месяцы.
Эта мысль напомнила премьер-министру, что через каких-то десять дней он, Джеймс Хауден, будет стоять здесь, в палате общин, и держать речь о союзном акте и его условиях. Вот тогда наступит пора величия и великих проблем, а все эти жалкие, ничтожные хлопоты – какие-то зайцы, иммиграция и тому подобное – будут забыты. Его даже кольнуло острое чувство досады и обиды, что сегодняшние дебаты воспринимаются как нечто необыкновенно важное в то время, как на самом-то деле по сравнению с теми проблемами, которые он вскоре поднимет, они были до смешного тривиальны.
Но вот, проговорив почти час, Бонар Дейтц завершал свое выступление.
– Мистер спикер, еще не поздно, – объявил лидер оппозиции. – Еще не поздно для правительства явить свое милосердие и великодушие и предоставить этому молодому человеку, Анри Дювалю, постоянное местожительство в Канаде, которого он так просит. Еще не поздно и самому Анри Дювалю покинуть узилище, к которому его приговорили несчастные обстоятельства его рождения. Еще не поздно Анри Дювалю – с нашей помощью и среди нас – стать полезным и счастливым членом общества. Я молю правительство о сострадании. Я требую от него, чтобы наша мольба не осталась втуне.
После изложения формулировки своего предложения – “палата выражает сожаление по поводу отказа правительства осознать и осуществлять должным образом ответственность в области иммиграции…” – Бонар Дейтц опустился на свое место под одобрительный грохот крышек столов, которым разразилась сторона оппозиции. Немедленно поднялся Харви Уоррендер.