люфтваффе, массированное использование бронетехники и способность механизированных войск быстро и глубоко проникать в тыл противника. Он отметил, что хотя панцерные дивизии имели достаточно топлива для продвижения на 90-120 миль, их запас хода мог быть дополнен различными средствами, включая пополнение запасов по воздуху. Что касается бронетанковых сил противника, фон Тома заключил: «Французские танки были лучше наших и столь же многочисленны, но они были слишком медленными. Именно за счет скорости, используя внезапность, мы победили французов». Вынужденные выбирать между "толстой кожей" (тяжелой бронезащитой) и "быстрым бегом" (скоростью), он сказал, что немецкие командиры панцергренадеров "всегда" выбирали последнее. Критика фон Тома была поддержана генералом Гюнтером Блюментритом, который считал, что немецкая победа была обусловлена не столько броней и огневой мощью, сколько скоростью, дальностью и превосходной координацией, заключая: «Прежде всего, немецкие танковые войска были более мобильными, быстрыми и лучшими в бою, и могли во время движения повернуть туда, куда требовал их командир. Этого французы в то время не могли сделать. Они по-прежнему воевали в традициях Первой мировой войны. Они не были современными ни в руководстве [в их концепции современной войны], ни в беспроводном управлении». Действительно, во время кампании Гудериан проводил импровизированные эксперименты с захваченным французским танком Char B и обнаружил, что его лобовая броня неуязвима для немецких танковых орудий. Для сравнения, броня немецких танков была опасно тонкой.

Прошло несколько лет, прежде чем другие военные смогли сравниться с тем, что натворили немцы. Только в 1942 году Королевские ВВС (RAF) смогли обеспечить такую ближнюю воздушную поддержку, которую Люфтваффе оказывали с 1939 года. Военно-воздушные силы армии США не смогли догнать немцев до второй половины 1943 года. Еще больше времени потребовалось американским, британским и советским механизированным войскам, чтобы сократить разрыв. В конечном итоге союзники одержали победу не потому, что овладели этой новой формой ведения войны лучше немцев, а благодаря огромному количественному перевесу и все более неумелому генеральству капрала Гитлера.

 

Заключение

Когда немецкие военные действительно приобрели способность вести общевойсковую механизированную воздушно-наземную войну, ставшую "Блицкригом"? Этот вопрос остается предметом дискуссий. На протяжении большей части периода между мировыми войнами значительная часть немецкого офицерского корпуса осознавала, что новые средства ведения войны, особенно те, которые были созданы благодаря достижениям в области механизации, авиации и радио, могут изменить характер войны, в частности, сухопутной войны. Большинство высшего офицерского состава, такие как генерал Бек, признавали, что механизированные силы окажут значительное влияние на будущие войны. Однако в отсутствие четкого подтверждения на поле боя сравнительно немногие офицеры были готовы утверждать, что эти силы вызовут военную революцию. Как писал нетерпеливый генерал Гудериан в 1937 году,

Военная литература изобилует заявлениями, свидетельствующими о том, что многие считают, что мы можем начать новую войну с оружием 1914 года или, в лучшем случае, с тем, что было доступно в 1918 году. Многие авторитеты считают себя дальновидными, когда заставляют себя признать ценность нового оружия, появившегося к концу войны, как вспомогательного по отношению к старому. Это узкая и негативная концепция. По сути, эти люди не могут освободиться от воспоминаний о позиционной войне, которую они упорно рассматривают как бой будущего, и они не способны собрать необходимый волевой акт, чтобы поставить все на карту быстрого решения. В частности, они слепы к перспективам, которые открываются при полном использовании двигателя внутреннего сгорания. "Именно любовь к комфорту, не говоря уже о медлительности, характеризует тех, кто протестует против революционных нововведений, требующих новых усилий интеллекта, физических усилий и решимости". Таким образом, мы встречаем прямое утверждение, что моторизованное и механизированное оружие не представляет собой ничего революционного или нового, и пренебрежительные комментарии в том духе, что их "единственный" шанс на успех появился и исчез в 1918 году, что они отжили свой век и что можно довольствоваться обороной.

Тем не менее, в Германии существовала критическая масса офицерского корпуса, достаточная по размеру и статусу для внедрения и поддержания подрывных инноваций.

Путь немецких военных к блицкригу был запутанным. Учитывая трудности, связанные с оценкой перспективной ценности быстро появляющихся военных технологий, неопределенность, связанную с прогнозированием будущей геополитической обстановки, и пути, по которым потенциальные военные конкуренты будут пытаться развивать и использовать новые источники преимущества, неудивительно, что путь немецких военных оказался неровным.

Тем не менее, благодаря фон Зеекту и его единомышленникам, рейхсвер сформировал видение будущей войны и определил оперативные задачи, которые ему предстояло решить. Очень важно, что концепция фон Зеекта вписывалась в традицию немецкой армии вести маневренные и уничтожающие войны, а не позиционные войны, связанные со стратегией истощения. С институциональной точки зрения идея мобильных, механизированных воздушно-наземных операций была очень легкой для немецких военных, тем более что руководство Люфтваффе было укомплектовано бывшими офицерами армии.

Немецким военным также сопутствовала удача. Хотя Версальский договор затруднял разработку техники и испытание оперативных концепций, благодаря разоружению немецкие военные избежали необходимости иметь на вооружении быстро устаревающие танки и самолеты, как это было у союзников после Первой мировой войны. Им не пришлось тратить скудные ресурсы на содержание такой техники и не пришлось внедрять ее в свою доктрину. Разоружение также означало, что рейхсвер мог избежать крупного производства техники, которая вскоре устареет. Проще говоря, Версальский договор минимизировал количество багажа, который немецкие военные должны были нести на своем пути, уменьшая эффект сопротивления на пути к блицкригу.

По иронии судьбы, военные враги Германии дали понимание и поддержку для реализации концепции фон Зеекта. Британские военные труды способствовали развитию немецкого мышления, а британские полевые учения дали таким людям, как Лутц и Гудериан, растущую уверенность в своих идеях. Советская Россия помогла рейхсверу в производстве, испытании и оценке новой техники, необходимой для реализации его концепции, а также в возможности тренироваться на ней.

Интересно, что в то время как немецкие военные извлекли пользу из действий других великих держав, Люфтваффе избежали увлечения стратегическими воздушными бомбардировками, которые захватили умы их коллег в США и Великобритании. Хотя это привело к созданию "неправильных" немецких ВВС для Битвы за Британию, это привело к созданию "правильных" Люфтваффе для операций Блицкриг. Это еще раз указывает на ситуационный характер разрушительных военных инноваций: важность разработки видения, которое фокусируется на правильной оперативной проблеме (или проблемах) в соответствующем масштабе.

Когда немецкая армия убедилась в том, что она создала революционно новую форму ведения войны? Только после весенней кампании 1940 года офицерский корпус в целом принял высокомобильные, механизированные сухопутные войска в качестве центрального элемента сухопутной войны. Даже после быстрой победы вермахта над Польшей, первоначальные попытки "Желтого плана" предполагали, что успех польской кампании был