– Позволь, я тебе помогу. Боюсь, ты можешь поскользнуться. – Мама помогла Кади развернуть чистое полотенце.

Кади подчинилась, придерживаясь за руку мамы, когда выходила, и позволила ей завернуть себя в огромную банную простыню. Мама промокнула ее плечи.

– Это напоминает то время, когда ты была маленькой. Ты любила ванну.

– Правда?

Мама кивнула.

– Эрик был егозой. Не оставлял в покое вентили крана. Я так боялась, что он ошпарится, что практически всегда держала его руки, когда купала. Но ты тихонько играла и пела себе песенки. Я едва могла тебя вытащить из ванны, уже всю в гусиной коже. Ты была таким милым ребенком.

– Мам, – Кади опустила голову, не в силах смотреть матери в глаза. – Прости меня. Я знаю, как страшно было получить еще один экстренный звонок из Гарварда, это было последнее, чего я хотела.

– Ш-ш-ш, – зашептала мать, убирая волосы Кади с глаз, как делала в детстве. – Посмотри на меня. – Ее голубые глаза были такими же, как у Кади. – С тобой все в порядке, и это главное. Я буду ездить сюда каждый день за хорошими новостями.

Кади потрясла головой:

– Я облажалась.

– Я тебя умоляю, облажалась с мальчиком? Поверь мне, в этих проблемах я разбираюсь, – мама засмеялась. – Так что там за история с Никосом? Он красивый. Вы встречаетесь?

– Нет, но он мне нравится. – Кади отжала волосы.

– Хм, звучит холоднее, чем эта вот вода. Я, может, и старая, но не глупая.

– Я не уверена. Он умный, забавный. Ему был дорог Эрик, но это не отпугнуло его от ухаживаний за мной. Но… мне больше нравится другой.

– О, малышка! – Мама снова растерла ей плечи. – Тогда забудь о Никосе. Кто тот, другой?

– Он ушел.

– Никто не ушел. – Мама помогла Кади надеть один из гостиничных халатов. – Твой отец встречался с ужасной женщиной, когда я впервые с ним познакомилась. Я не позволяла ему изменять со мной, но поверь, я сделала все, чтобы показать ему, чего он лишается. Я должна была спасти его от самого себя.

– А что теперь? – тихо спросила Кади. – Папа снял квартиру?

Мать отмахнулась:

– Теперь все не так просто. Я больше не хочу, чтобы он жил со мной. Не знаю, как он продержался так долго. – Она устало улыбнулась: – Давай поедим. Довольно драмы на выходные, а это я только приехала.

Кади принялась за картошку, а мама – листать варианты фильмов по ТВ, выбирая понравившийся Кади. Мама еще никогда не была с ней так заботлива и нежна, но как бы Кади этого ни желала, она не могла наслаждаться моментом, зная, какая болезненная причина его породила. Как бы ей ни хотелось, чтобы мама была рядом, она чувствовала, что пользуется ее душевной раной. Пребывание в Гарварде напомнило матери о потере Эрика, и на первый план вышла любящая, сосредоточенная и внимательная сторона ее личности. Это было для него. Не для нее.

– Что? – спросила мама. – Ты так смотришь.

– Ты выглядишь по-другому с рыжими волосами.

– По-другому хорошо?

– Очень хорошо. Но ты так долго была блондинкой, что мне надо привыкнуть. Почему ты вдруг перекрасилась?

– Я знала, что скоро родительские выходные, и хочу, чтобы все понимали, кто мой ребенок, – улыбнулась она. – Знаешь, какие мероприятия планируются?

Кади отрицательно помотала головой, все еще не в силах говорить от нахлынувших на нее эмоций.

– Может, тут сказано? – Мать потянулась за номером «Кримсон», гарвардской газеты.

Газета попадалась по всему отелю, стояла у каждой двери вместе с «Ю-эс-эй тудей» и «Нью-Йорк таймс». Мать заглянула в нижнюю часть первой страницы и порылась в сумочке в поисках очков для чтения. Надев их, она снова посмотрела на газету.

– Завтра вручают премию Бауэра?

Кади смотрела на ее лицо, ожидая, какая эмоция появится. Кашлянув, прочистила горло:

– Не читай, если это тебя расстроит.

Но мама все равно продолжала:

– Тут указан Никос.

– Да, он, вероятно, выиграет.

– И ты говоришь, он дружил с Эриком?

– Они лучшие друзья, помимо Мэтта.

– На самом деле не помню, чтобы Эрик про него рассказывал.

Как и про координаты, которые Кади страстно мечтала проверить. Она глянула время на телефоне. Скоро стемнеет. Мама сложила газету и тронула Кади за руку:

– Надеюсь, ты понимаешь, что можешь со мной поговорить.

– Есть кое-что. – Кади ненавидела то, что должна была сделать, особенно учитывая момент, но не видела иного выхода. – Я ходила к психотерапевту в университетском городке, славному парню по имени Грэг. Не потому что был плохой повод, не волнуйся, просто чтобы справиться со своим горем. Он мне очень помог. И учитывая все, что произошло сегодня, и новости о тебе и папе, я думаю, что мне нужно поговорить с ним. Я писала ему из больницы, и он сказал, что свободен. Ты не против, если я схожу? Меня не будет всего час или около того, и я сразу же вернусь.

Мать выглядела потрясенной, но быстро пришла в себя:

– Конечно, конечно. Я поддерживаю на все сто процентов. Тебя подвезти до его офиса?

– Нет, это всего в нескольких кварталах. Думаю, свежий воздух пойдет мне на пользу.

К удивлению и облегчению Кади, она согласилась. Кади оделась, взяла сумку и попрощалась с матерью. Мама обняла ее в последний раз и смотрела вслед из дверей гостиничного номера. Когда девушка была уже в конце коридора, мама окликнула ее:

– Я горжусь тобой.

Кади пришлось кусать губы, пока двери лифта закрывались.

– Эрик, да ты издеваешься!

Кади проследила по карте до конечной координаты в полусотне метров и поняла, что он все-таки посылает ее не в Первую приходскую церковь. Вместо этого Кади оказалась за кованой оградой полуразрушенного кладбища, которого она раньше почему-то не замечала, на углу Масс-авеню и Гарден-стрит. Серые надгробия, выщербленные и запятнанные временем, торчали из земли, как выбитые зубы, а погребенных охраняли древние сосны и скелетообразный полог голых дубов. Точка назначения в приложении весело мигала где-то среди могил. На заборе по периметру красовались две вывески, симпатичная синяя вывеска Кембриджской исторической комиссии, гласившая:

И вторая, из потемневшего алюминия, отчищенная только наполовину: