Постановление № 7431 Совета торговцев Удачного

– Он дал тебе драконьей крови.

Мне удалось убедить остальных, что, хотя снадобье, которым Эш напоил Шута, и тревожит меня, нам остается лишь ждать и надеяться. Что это было за снадобье, я не сказал. Совершенно ни к чему было посвящать короля в противозаконные сделки Чейда. Я не мог понять, как старик вообще решился на такое. Впервые услышав от Эша об этом, я был потрясен. Но потом понял: если Чейда заинтересовали свойства драконьей крови, он не побрезгует ничем, чтобы заполучить ее. Жаль, что сейчас от него не приходилось ждать ни помощи, ни объяснений. Я понятия не имел, верное ли количество снадобья Эш вычитал в свитках, не говоря уже о том, какое нежелательное действие оно может оказать. К моему великому сожалению, поделиться своими тревогами было не с кем.

К счастью, управление королевством требовало внимания Дьютифула; Неттл надо было отдохнуть, а для Риддла важнее всего было позаботиться о жене. Кетриккен прервала свое бдение у постели Шута, чтобы посидеть у постели Чейда. Я заверил ее, что скоро присоединюсь к ней, послал Эша принести еды для нас с Шутом и сел рядом с ним. Вот тогда-то я ему и рассказал.

– И что она сделает со мной?

Я покачал головой:

– Не знаю. Могу только гадать. Я велю Эшу разобрать свитки, касающиеся снадобий из драконьей плоти и крови, и отобрать для меня те, где есть что-то полезное.

Я не стал говорить, что Чейд всегда считал эти рукописи сплошным словоблудием. Мы брели в потемках, пытаясь ощупью отыскать дорогу.

– Как ты себя чувствуешь? Разговаривать можешь?

Шут улыбнулся:

– В эту минуту мне кажется, что могу и до самых гор с тобой дойти. Но совсем недавно у меня все нутро огнем горело, и я рыдал на плече у Кетриккен, как малое дитя. – Он моргнул, на миг прикрыв свои золотые глаза. – Я уже лучше различаю свет, чем раньше. После того как мальчик дал мне эликсир, я долго спал. По крайней мере, он так говорит. И когда он вливал снадобье мне в рот, я был в полусне. Но какие сны мне снились! Не видения Белого Пророка, а сны, полные славы и мощи! Я летал, Фитц. Не так, как тогда, с Девушкой-на-драконе. Я летал сам по себе. – Некоторое время он мечтательно смотрел в пустоту, потом вернулся к действительности. – Руки ноют ужасно, зато слушаются. Все пальцы! Кожа так чешется, что хочется содрать ее с себя. А моя нога! – Он приподнял подол рубашки и показал искалеченную стопу. – Я теперь могу ступать на нее. Она болит, болит все время, но не так, как раньше, – это какая-то иная боль.

Тут я понял, что он улыбался восторженно, но стиснув зубы от боли. Я встал и пошел поискать травы, которые могли бы унять боль в срастающихся костях.

Идя по комнате, я сказал через плечо:

– Мне надо поговорить с тобой о тех, кто напал на Ивовый Лес. Они похитили мою дочь Би. И дочь Чейда, женщину по имени Шун.

– Нет.

– Что?

Лицо Шута снова перекосилось от ужаса.

– У Чейда нет и не может быть дочери. Ведь она тоже принадлежала бы к роду Видящих. Я бы провидел ее появление. Фитц, всего этого, о чем ты говоришь, просто не может быть. Я бы знал. И тогда мне открылись бы иные пути.

– Шут! Пожалуйста, успокойся. Послушай меня. Мы с тобой изменили мир, как ты сам и предвидел. А когда ты… вернулся с той стороны, думаю, мы переменили вообще все пути. Из-за того, что мы сделали, Чейд перестал скрываться в толще стен Оленьего замка. И стал отцом не одного, а двоих детей. Шун и Ланта. И у меня родилась дочь, которой ты не предсказывал. Мы все изменили, Шут. Ты ведь сам говорил, что так и будет. Пожалуйста, смирись с этим. Ведь ты единственный, кто может знать, почему Слуги похитили мою дочь. Куда они везут ее и что собираются с ней сделать?

Я вернулся к нему с травами в руках – валерианой, ромашкой, ивовой корой. Ко всему этому я решил добавить немного тертого имбиря для вкуса. На полках я отыскал ступку с пестиком и поставил ее на стол неподалеку от Шута. Когда я стал толочь травы, их ароматы смешались. Я наморщил нос и добавил еще немного имбиря и сухой лимонной цедры.

Шут глухо проговорил:

– Ты бросил меня здесь. Одного.

Бесполезно было убеждать его, что он был не один.

– У меня не было выбора. Разве ты не слышал, что случилось у меня дома?

Он сидел, повернув лицо в сторону от меня.

– Кое-что слышал, – сипло признал он.

– Ну вот…

Я привел мысли в порядок. Иногда, чтобы что-то узнать, надо сначала поделиться тем, что знаешь сам. Но мне не хотелось даже думать об этом, не то что говорить. Трус. Другие страдали и мучились, а мне стыдно просто рассказать? Я глубоко вздохнул и заговорил. Один я безучастно излагал факты, другой – тщательно смешивал травы, чтобы облегчить боль. Налить свежей воды в маленький чайник, повесить его над огнем, чтобы вскипятить; согреть заварочник кипятком, чтобы не тратить попусту жар; залить горячей водой травы… Дать им настояться. Поставить на стол чашку и осторожно наполнить ее янтарным настоем, стараясь, чтобы не упало слишком много чаинок. Отыскать мед и щедро добавить его в чай…

– А вот и чай. Он облегчит боль в твоей ноге, – закончил я свою речь.

Шут ничего не ответил.

Я помешал чай ложечкой и постучал ею по краю чашки, чтобы Шут мог найти ее по звуку. Его дрожащие пальцы подползли к чашке, коснулись – и отпрянули.

– Это были они. Слуги. – Голос его дрожал. На миг Шут вскинул на меня золотые глаза и тут же опустил их. – Они нашли тебя. Значит, нашли и меня.

Он обхватил себя руками за плечи. Его всего трясло. Мне было больно смотреть на это. Ледяная темница, далекий огонь, который приносит только боль и никогда не согреет тебя. Люди, которые улыбаются и радуются, заставляя тебя мучиться. Я помнил все это. У меня перехватило дыхание. Шут опустил руки на стол, а лоб – на руки. И ушел в себя. Я замер, где стоял. Я знал: Шут – моя единственная надежда, и если я надавлю на него слишком сильно, он сломается.

Раздалось хлопанье крыльев. Пеструха, дремавшая на спинке стула у очага, вдруг вспорхнула с нее, опустилась на стол и подошла к Шуту.

– Шут – дурак! – каркнула она.

Наклонившись, птица ухватила клювом прядь его волос и стала приглаживать ее, словно перья. Шут тихонько вздохнул. Пеструха щелкнула клювом, ухватив новую прядь у самой кожи и занялась ею. При этом она негромко озабоченно ворковала.

– Я знаю, – отозвался Шут.

Он вздохнул. Медленно выпрямился на стуле. Протянул руку, и Пеструха подковыляла к нему. Искалеченным кончиком пальца Шут осторожно погладил ее по голове. Ворона успокоила его. Птице удалось то, что оказалось не по силам мне.

– Я не дам тебя в обиду! – солгал я.

Шут знал, что это ложь. Я не сумел защитить ни прислугу в Ивовом Лесу, ни Ланта и Шун, ни даже Би, которой так дорожил. Мысли о собственной несостоятельности затопили меня.