– Нет.

Да. Острые клинышки верхней губы вокруг впадины, идущей от носа ко рту. Светлые ресницы на фоне бледных щек. Светлые волосы, вьющиеся, как у меня, и непослушные, как былая шевелюра Шута. Круглый подбородок, ничуть не похожий на подбородок нынешнего Шута, однако в точности такой, какой был у него в детстве.

– Ну ты и обманщик! – победно воскликнул Шут. – Она похожа! Я слышу это в твоем оскорбленном молчании. Би похожа на меня! Она твоя и моя и, конечно, самая красивая и умная девочка на свете!

– Да, она такая.

«Выброси из головы его нелепые фантазии!» Из всех людей на свете мне всегда легче всего удавалось обмануть себя. Би – моя дочь. Только моя. Светлые волосы и кожа – наследство моей матери, происходившей из Горного Королевства. В это я и буду верить. Так ведь гораздо легче, чем признать, что Шут принимал участие в зачатии Би. Верно?

– А теперь я отвечу на самый важный из твоих вопросов. – Голос Шута сделался совершенно серьезен. Он выпрямился в кресле, расправил плечи и уставился золотыми глазами в неведомое. – Я не знаю, где сейчас Би и ее похитители. Но я знаю, куда ее везут. Они возвращаются в Клеррес, в школу. В логово Слуг. Она – их драгоценная добыча. Пусть и не Нежданный Сын, но подлинная шейза, непредвиденная и непредсказанная. Не созданная ими. Как они, должно быть, удивились, когда нашли ее! – Он немного помолчал, размышляя. – И как же им не терпится использовать ее. Фитц… Думаю, за ее жизнь можно не опасаться – по крайней мере, пока. И все же мы должны постараться вернуть ее как можно скорее, потому что повод бояться за нее у нас есть.

– Мы можем их перехватить?

Надежда вспыхнула в моем сердце. Наконец-то забрезжила возможность что-то сделать, вместо того чтобы терзаться бессилием. Я выбросил из головы все остальное, что сказал Шут. Об этом можно будет поразмыслить потом, когда я снова смогу обнять Би.

– Для этого нам придется проявить немалую смекалку. Исключительную. Это как в той игре, которой иногда забавляются на ярмарках, где надо угадать, под какой из трех ореховых скорлупок прячется горошина. Надо понять, какой путь был бы самым мудрым выбором для них, – им они точно не воспользуются, потому что поймут, что мы его вычислим. Потом надо определить, какой путь меньше всего им подходит, его тоже можно исключить. Нам нужно исказить картину будущего, как ее представляют они. Это мозаика, Фитц, и у них больше фрагментов, чем у нас. Возможно, они знают, что Би – наше дитя, но не представляют, как далеко мы готовы зайти, чтобы вернуть ее.

Он умолк и, обхватив подбородок пальцами, обратил лицо к огню. Потом потянул себя за губы, словно они причиняли ему боль. Я смотрел на него во все глаза. Шрамы на щеках заметно побледнели, но в самих очертаниях лица мне чудилось что-то неправильное. Шут снова повернулся ко мне. Золото переливалось в его глазах, словно расплавленный в котле металл.

– Мне нужно поразмыслить над этим, Фитц. Я должен припомнить все пророчества и сны о Нежданном Сыне, какие только смогу. Но я не уверен, что от них будет толк. Говорит ли хоть одно из них о Би? Или Слуги нашли девочку случайно, пока разыскивали кого-то другого? Что, если они разделятся – одни повезут Би в Клеррес, другие продолжат искать Нежданного Сына? Успели ли они наплодить новых пророков в своих стадах Белых и полу-Белых с тех пор, как мы с моим Изменяющим перевернули мир? Думаю, это вполне возможно. Как нам перехитрить такого врага? Как нам обмануть лису, которая знает каждую тропу и каждую нору и вдобавок умеет заметать следы, – ведь Слуги, похоже, могут затуманить разум каждого, кто видел их и мог бы нам помочь.

Тень догадки промелькнула у меня в голове, но Шут вспугнул ее, и она упорхнула прочь, прежде чем я успел ухватить.

– Ступай! – Он оттолкнул меня прочь костяшками пальцев. – Отдохни немного или навести Чейда. Мне надо побыть одному и подумать.

Я только головой покачал: что за человек! Совсем недавно он был трясущейся от страха развалиной, а теперь выставляет меня прочь с королевским высокомерием. Может, кровь дракона действует не только на тело, но и на его нрав?

Шут попрощался со мной кивком, полностью погрузившись в свои мысли. Я поднялся – все мышцы затекли от долгого сидения – и спустился в свою комнату. Эш успел побывать здесь. В комнате царил безупречный порядок, какого мне никогда не удавалось добиться самому. Маленький веселый огонек в камине ждал, когда в него подбросят дров. Я скормил ему полено, сел в кресло рядом и стал смотреть в огонь.

Шут – отец Би. Мысль упрямо достучалась до меня. Нет, это нелепо. Глупые утверждения отчаявшегося человека. Она похожа на него. Иногда. Но не очень. Но больше на него, чем на меня. Нет. Это невозможно, даже думать об этом не хочу! Отец Би – я. Это я знаю точно, вне всяких сомнений. У ребенка не может быть двух отцов. Или может? У собак бывает, что в одном помете рождаются щенки от разных кобелей. Но Би-то родилась одна! Нет. Двух отцов не бывает. И тут память без спросу подбросила мне мысль: Дьютифул был зачат, когда Верити использовал мое тело. Можно ли сказать, что у Дьютифула два отца? Что он настолько же мой сын, насколько сын Верити? Я не мог заставить себя думать об этом.

Я взглянул на кровать – может, поспать? Все тело ныло. Голова болела. Лоб прорезали морщины – и появились они совсем не от раздумий. Я отыскал в походном сундуке лорда Фелдспара зеркало. Рана тянулась поперек лба корявым швом. Лекарь плохо сделал свою работу. Избавляться от нитей придется долго и мучительно. Не сейчас. Лучше подумать о чем-то другом. Менее болезненном.

Надо бы пойти поискать что-нибудь поесть. Нет. Принцу Фитцу Чивэлу Видящему не пристало шарить на кухне в поисках остывшего куска мяса или миски супа из котла для стражников. Я сел на край кровати. Или пристало? Кому вообще знать, что может выкинуть принц Фитц Чивэл Видящий? Я откинулся на спину и уставился в потолок. Пейшенс, вспомнил я, не стала приспосабливаться к порядкам Оленьего замка, а осталась собой, все той же восхитительной чудачкой. Я с грустью улыбнулся. Неудивительно, что мой отец так любил ее. Я никогда не задумывался, чего ей стоило оставаться собой вопреки придворным правилам и ограничениям. Смогу ли и я остаться таким же свободным? Установить собственные порядки при дворе? Я закрыл глаза, решив подумать об этом.

…но остров защищен магией, и только те, кто уже бывал там, могут ступить на его землю, чужие же не найдут дороги. Однако изредка рождаются белокожие и беловолосые дети, которые помнят путь на остров, хоть никогда и не бывали на нем. И они упрашивают своих родителей отвезти их туда, упрашивают так долго, пока те не поддаются уговорам. Там, на острове, эти дети растут медленно и набираются мудрости.

На острове же, в замке, сложенном из огромных костей, живет белая пророчица в окружении своих слуг. Она предсказала всё, чем может закончиться судьба этого мира, и слуги записывают за ней каждое слово чернилами из птичьей крови на пергаменте из кожи морских змей. Говорят, ее слуги вскормлены плотью и кровью морских змей и потому помнят то, что было задолго до их рождения, и эти воспоминания тоже записывают.