непоправимый вред. Да и Брюлин говорил, что не позднее завтрашнего утра в госпиталь прибудет ОРМУ (особая рота медицинского усиления), там хирургов достаточно, так что здесь пусть справляются и без него. Было ясно, что в этом госпитале не столько в хирургах дело, сколько в порядках. «Ведь никакой сортировки, по существу, не производится, вот и получается затор», — подумал Борис, и, пересилив себя, довольно твёрдо прервал начальника госпиталя:

— Товарищ военврач второго ранга, я не могу остаться. У меня приказ, и я его должен выполнить. Распорядитесь отпустить мне 50 носилок, я должен немедленно их увезти в свою часть. Там я доложу об обстановке у вас, если начальство меня отпустит, то я с радостью вернусь, — добавил он как бы в утешение.

Но начальника госпиталя, а он был, видимо, человеком несдержанным, этот ответ не утешил, а возмутил:

— Вот, Мария Ивановна, полюбуйтесь на него! Тут люди умирают, а он о носилках, да о своём начальстве заботится! Не будет вам никаких носилок, вот! — кричал он, не обращая внимания на раненых.

Этот крик, в свою очередь, разозлил и Алёшкина:

— Так что прикажете делать, военврач второго ранга? Ехать к начсанарму и докладывать ему, что вы не даёте носилок? Да? — спросил он.

При упоминании начсанарма начальник госпиталя понял, что немного перехватил через край. Он обернулся к одному из стоявших в дверях санитаров:

— Проводите его в морг, пусть сам берёт себе носилки, а потом доложит начсанарму, что взять не смог, — с каким-то злорадством произнёс он.

Борис молча козырнул и направился за санитаром в морг. Это было длинное, низкое здание — не то бывшая конюшня, не то гараж. Когда Алёшкин и его провожатые подошли к широким дверям, то увидели около них одетого в полушубок и валенки пожилого красноармейца, старательно раскуривавшего огромную козью ножку.

— Вот, Михеич, — сказал санитар, — начальник приказал им взять у тебя носилки, сколько смогут. Выдай и возьми расписку.

Михеич наконец-таки раскурил свою немыслимую папиросу, дал прикурить от неё и Борису и спросил:

— Вам сколько? Двое-трое? Сейчас достанем!

— Да вы что, смеётесь? — рассерженно крикнул Алёшкин. — Мне нужно взять 50 носилок!

— Пятьдесят? — протянул Михеич. — Вы один?

— Нет, у меня есть машина и люди.

— Тогда другое дело, давайте, подгоняйте машину, ведите людей и будете «доставать» носилки.

Борис пошёл разыскивать своих санитаров и машину, а сам невольно задумался над словами Михеича: «Как это доставать? Что-то непонятное бормочет старик».

Через 15 минут, разбудив санитаров, задремавших около горячей печки в сортировке, и шофёра, уснувшего в кабине машины, Алёшкин подъехал к воротам морга.

Михеич курил. «Неужели всё ещё ту же цигарку?» — подумал Борис. Увидев подъехавших, сторож открыл ворота и отвернул фитиль «летучей мыши». При её бледном свете Борис и его спутники увидели страшную картину. Одна из половин сарая была сплошь забита трупами, они лежали огромным штабелем, высотой в 2–2,5 метра. Штабель ступеньками спускался вниз, причём ступеньки эти состояли тоже из тел умерших. Трупы были сложены в относительном порядке на носилках, но само то, что, видимо, при укладке их санитары с каждым новым телом должны были по этим человеческим ступенькам забираться наверх, казалось кощунственным. В медсанбате трупы тоже иногда приходилось хранить длительное время, но их никогда не складывали в такие штабеля, и никто по ним не ходил.

Алёшкина возмутила эта картина, и он понимал, что Михеич тут ни при чём. Каким-то упавшим голосом он спросил:

— Кто же распорядился их так складывать?

— А, начальник госпиталя. Хоронить, вишь, нельзя, пока не вскроют. Дохтура, который их потрошит, нет, заболела что ли, вот уже две недели не была… Вот и держим таперича… Славу Богу, ещё мороз помогает. Я все фрамуги пооткрывал так, что насквозь продувает. Часов пять полежит который, как камень делается, они сейчас всё равно что стеклянные, аж звенят. Лишь бы оттепели не было, да вот крысы донимают! Ну так вот, забирайте носилки, сколько вам надо.

Борис оглянулся, надеясь где-нибудь в стороне увидеть сложенные в штабель носилки, но вместо них он увидел ещё десятка два трупов, аккуратно уложенных у противоположной стороны сарая.

— Где же носилки? — спросил он.

— Как где? А под мертвяками, разве не видите?!

И тут только Борис сумел разглядеть, что весь этот огромный штабель, в котором никак не меньше пары сотен трупов, состоял из тел на носилках. Тут он понял злорадство начальника госпиталя, когда тот сказал «возьмите, сколько сумеете».

— Как же их брать? — спросил он Михеича.

— А очень просто, — ответил тот, — возьмёте мертвяка за голову и за ноги, снимете с носилок, отнесёте вон в тот уголок, там аккуратненько уложите, а носилки забирайте, конечно. Кабы двое-трое носилок надо было бы, то просто. Ну а 50, тогда, конечно, попотеть придётся. Вон там, у двери, ломик стоит, если которые шибко примёрзли, так подковырнуть. Ну, я пошёл. Мне надо обойти кругом сарая, да ещё в кипятилку дров нарубить. Ежели я к утру не приду, в кипятилке меня ищите. Я там, может, вздремну малость.

Михеич ушел. Алёшкин вместе с санитарами и шофёром, тоже заглянувшими в сарай и в ужасе отпрянувшими от него, стояли у дверей, не зная, что делать. Борис хотел было идти к начальнику госпиталя и попытаться уговорить его выдать носилки со склада, но раздумал. Он понял, что всё равно ничего не добьётся и решил последовать совету Михеича. Один из санитаров, узбек по национальности, из нового пополнения, стоял, весь дрожа, и с ужасом смотрел на закрывшуюся дверь сарая. Борис понял, что это не помощник. К счастью, второй санитар, из старых кадров медсанбата, оказался менее брезгливым и трусливым. На шофёра рассчитывать было тоже нельзя: выскочив из сарая, он забился в угол кабины и не подавал признаков жизни. Алёшкин посмотрел на часы, шёл двенадцатый час ночи.

— Ну что же, Бодров, — как можно веселее сказал он второму санитару, — придётся нам с вами поработать. А вы, Урзаев, будете таскать и грузить в машину носилки.

При этих словах Урзаев обрадованно закивал головой:

— Слушаю, товарищ командир, слушаю.

— Ну, вот и хорошо! Пошли, товарищ Бодров.

Урзаев встал в дверях сарая, а двое других забрались на штабель и попробовали поднять лежавший с краю труп. Поднять-то подняли, но стаскивать его вниз по лестнице из человеческих тел было очень трудно, на это ушло много времени. Уложив, наконец, тяжёлый труп в ряд с лежавшими у противоположной стены сарая, Борис понял, что при таких темпах работы они измучаются, и всё равно к утру не более