– Это будет более уместно, – сказал Тайлер, – если рассматривать цель. Результат нам уже известен.

Тайлер пожалел, что не устоял перед любопытством в тот день, когда она появилась в его аудитории. До тех пор Тайлер Милфорд Бут пребывал в счастливом неведении.

Он имел достойную работу, был уважаем в своей области, способствовал лучшему пониманию древних культур. У Тайлера было все, чего он хотел – по крайней мере, он так считал, – до того дня, как в его жизни появилась эта прекрасная седовласая королева. Она открыла дверь к чему-то большему и гораздо более загадочному, чем любая древняя культура, которую он изучал за свою карьеру. И он, исполненный наивного любопытства, последовал за ней в темное запределье.

Тайлер вырос, полагая, что оккультизм – это фарс, слово, которое приписывают гадалкам и так называемым экстрасенсам, еще один способ заставить дурака расстаться с деньгами. За те недолгие годы, что они были знакомы, Имоджин Тремли показала ему, что оккультизм – это не только мошенничество на вере, но и еще один метод понимания этой реальности и последующей, какой бы та ни была.

После того, чему он стал свидетелем в храме под Кэлвери-Хиллом, любопытство, наконец, преодолело страх, присущий его костям, крови и душе. Одного взгляда на тьму было недостаточно; Тайлеру нужно было понять или, по крайней мере, уловить концепцию, с которой он мог бы увязать увиденное.

Так началось его партнерство с одноглазой стауфордской ведьмой, связь, которая переросла из дружбы в любовь, вечно балансирующую на грани одержимости для обоих: он – из-за жажды ревностного служения ей, она – из-за треклятого стремления защитить внука от его отца.

Все, что Джини рассказала ему о Джейкобе Мастерсе, всплыло у него в голове, когда он спускался в подвал, следуя за ней по пятам, словно наказанный щенок.

Он проклял меня в тот день, Тайлер. Я предала его. Все мы предали, и он связал свою смерть с нашими жизнями. Разве ты не понимаешь? Смерть ради жизни, и жизнь ради смерти. Когда мы уйдем, он вернется. И никто в этом жалком городишке не сможет остановить его. Теперь я – последняя, кто остался. Я должна найти способ победить в его же игре.

Имоджин включила в помещении свет. Старые коробки и контейнеры для хранения были отодвинуты от дальней стены, пол подметен. Она поставила свои пакеты и повернулась к нему.

– Тайлер… если собираешься стоять здесь и осуждать меня, лучше б ты сюда вообще не приходил. Меня почти всю жизнь осуждали в этом ужасном городе. Я не потерплю такого от тебя.

– Ты убегаешь от мертвеца. Его больше нет. Его нет уже тридцать лет, а ты все еще позволяешь призраку преследовать себя. Теперь ты собираешься… – он трясущейся рукой указал на сумки. Фляжку оставил дома, и теперь его нервы больше чем когда-либо требовали ее. – Послушай, Джини, он уже забрал столько жизней. Почему ты хочешь позволить ему забрать еще одну?

Она присела, поморщившись от резкого хруста в коленях, и стала рыться в полиэтиленовых пакетах.

– Все те умники, как и ты же, до сих пор ни черта не слушали, что я говорила. – Имоджин вытащила из коробки кусок мела и принялась рисовать на полу круг. Закончив, она встретилась с Тайлером взглядом. – Даже после того, что ты видел там внизу, ты по-прежнему не веришь мне.

– О, ради бога… – Он замолчал, наблюдая, как она выводит на полу следующий круг. «Не то чтобы я тебе не верю, – хотел сказать он. – Дело в том, что я чертовски боюсь столкнуться с этим». Яма под Кэлвери-Хиллом открыла ему глаза на вещи, которые никто – в первую очередь он сам – никогда не должен был видеть. Он будто поднял камень и обнаружил под ним извивающихся насекомых, и теперь не мог отрицать их существование. Они были там всегда и будут еще долгое время после его приближающегося конца. Признать то, что он увидел в тот день, означало согласиться с тем, что все слова Имоджин были реальностью.

Имоджин закончила второй круг, поднялась на ноги и принялась рисовать на стене третий.

– Жаль, что я раньше с тобой не познакомился, – пробормотал он.

– Мне тоже жаль, старик. Мне тоже.

Он улыбнулся, чувствуя себя жизнерадостным и слабым одновременно, с переполненным, но изношенным сердцем. Ее было не отговорить. Он всегда знал это, но не мог смириться, цепляясь за надежду, что его любви будет достаточно, чтобы изменить ее мнение.

«Старый эгоистичный ублюдок», – сказал он себе. Если она во всем права, Стауфорду понадобится его ведьма. А находящемуся где-то в другой точке мира удачливому молодому человеку понадобится бабушка. Несмотря на весь хаос, царящий во вселенной, ничто не оставалось более постоянным, чем решимость бабушки защищать своих детей. Он не мог с ней спорить, знал, что не стоит даже пытаться.

– У тебя круги неправильные. – Он пересек помещение, порылся в пакетах и достал моток веревки. – Я думал, тебе это может понадобиться. Привяжи ее к одному концу куска мела. Вот, я покажу тебе…

– Мы потратили час на рисование конфигурации. Круги для тела и разума – на полу, один круг для души – на стене. Догматы того, что она называла путем «правой руки», чтобы противодействовать проклятию Мастерса, относящемуся к пути «левой руки».

Джек кивнул, мозаика, наконец, начала складываться.

– Значит, те символы на ее надгробии и в записной книжке, которые были помечены как «очищающие руны»…

– Верно, – продолжил профессор, – они использовались в ритуале очищения от проклятия, которое Мастерс наложил на нее.

– Теоретически, – сказал Чак и собирался уже что-то добавить,