Наверно, у нее это наследственное. Наш папа ушел от матери, когда ему было 52, и женился на девчонке 19 лет. И дети есть. Правда, ни я, ни многие другие родственники их за своих не считаем, но сестра с обоими возилась как со своими.

Я младше на 6 лет, уже приливы появились, и я думаю – может, и меня такая наследственность зацепит? Не дай бог, кого захочется. Хотя мне всю жизнь не очень-то хотелось, я и с мужем не очень охотно спала, хотя и любила и почитала, как надо.

Иногда только завидки берут, когда вижу, как сестра счастлива – ей бы с мужем такой быть, да не получилось. Муж у нее был грубый, черствый, когда она была беременная, он ее так ударил, что случился выкидыш. Потом, правда, рожала еще, но тот случай она ему не забыла – так недавно мне сказала.

Еще что интересно, так это то, что у сестры опять по-женски пошло, вот она и взыграла. Но потом врачи ее застращали, что это может быть рак, а еще потом сказали, что это просто омоложение произошло от любви. Да разве так бывает? Мало ли кто кого любит. Я тоже любила, да это только седины прибавило, а не счастья.

У нас с сестрой по две дочери выросли. Мои, как положено, замужем, со своими детьми возятся, а у нее одна до сих пор холостячка, а другая уже в разводе с сыном осталась. И при том не горюет – мне, мол, обмылок не нужен, муж только пил да бил, уж лучше одной, чем с таким. А я думаю наоборот – муж, он всегда муж, а если бьет, то, значит, любит.

Я думаю, что такая разница с сестрой у нас пошла из семьи – она все больше с папой ближе была, а я с матерью. Вот и набралась от матери разума и всяких истин. А сестра от отца-бестолковщины. Хотя когда он от нас ушел, ну, то есть, от матери (мы-то уже взрослые были), то мы обе ревели, мать жалея. Но потом поостыли.

Вот такая история про сестру, уж не знаю, к чему ее изложила. Наверно, сама хотела разобраться, что откуда, да пока не понимаю. Вроде сестры, а такие разные: я всю жизнь со своими делами корячусь, а она и раньше все как-то весело делала, беспечно, можно сказать, а уж теперь такое выкинула – просто непонятно, что и откуда. Может, так и надо было жить? А я просто по-другому не могу, только так, как живу. Но все равно, за сестру рада, потому что она счастлива, а что ворчу, так это привычка такая».

«Однажды, когда мне было 11 лет, я нашалил, и мама в сердцах сказал: «Как я не хотела тебя рожать – и была права!» И с тех пор у меня как отрезало, как увижу счастливых родителей с детьми, так злоба в сердце и злорадство: ну что, малыши, вы и не знаете, что вас не хотели…

И так продолжалось несколько лет, а потом затихло, ушло на дно. С мамой были отношения рабочие: что нужно, то и говорили или делали, а от души – никогда. Потом я ушел в армию (это было в 1962 году, и никакой дедовщины в помине не было), а после демобилизации уехал в Сибирь и домой не вернулся.

У меня было много девушек, я умел с ними разговаривать, и они мне верили. Но всегда я очень тщательно предохранялся, а просто так жениться вовсе не желал. Но женился все-таки в 21 год, потому что пожалел девушку – у нее очень горькая была судьба, а я мог ее защитить. Но и в браке не хотел детей и всегда очень за этим следил. И жена ушла через 4 года, потому что для нее как раз дети и были в семье главное.

Потом я жил один, то есть не в браке, хотя все время были разные женщины. Отношения с ними были обычные – без любви, но хорошие. Все всех удовлетворяло, и мне было легко жить. В 44 года я опять женился на девушке 24 лет – даже и не знаю почему. Она была из очень большой семьи, но жила от них далеко, так что родня не докучала. А сама она – как заколдованная: все делает, живет, улыбается, но словно на заказ. И в этом было что-то таинственное и необычное. Детей она не хотела, даже хотела сделать перевязку труб, но врачи не позволили – раньше 40 нельзя.

Когда мне было уж 49, все в доме нормально, вдруг – звонок в дверь. На пороге паренек, говорит, что мой сын от … – и называет имя. Я ее помню – я большинство своих женщин прекрасно помню. Мама умерла, сестра уехала в Австрию, а я к тебе, папа. Я теперь буду жить в вашем городе.

Я на него смотрю – похож, на меня похоже какой я был до армии. И что-то дрогнуло – я его у нас приютил. Он это принял спокойно, без особой благодарности, с достоинством. Работал на нашем заводе, с девчонками гулял – они на него вешались, как на меня когда-то. Потом в армию забрали и там он погиб. Никакой Чечни, никакой дедовщины – во время учений танк неловко проехал. Вот и все. Было это через 8 месяцев после призыва, а еще через месяц его девчонка, Анька, родила ему сына. Это точно от него, потому что он с ней гулял, а она жила в соседнем подъезде, так что все время на виду.

Еще когда она в положении ходила, мы нередко разговаривали с ней, она говорила, что дождется, что замуж выйдет и т. д. И я был не против – видно, старею, обиды забываются. А тут раз – и она одна, и ребенок даун. Сколько вою было, сколько истерик. Понятно – в 19 лет с таким подарком, одиночка, и вообще…

После похорон не скоро отошел, сердце щемило, не в себе был. Потом полегчало, но тут жена стала раздражать – что-то ей в мозгах закрутило, дом запустила, готовить почти перестала, не квартира, а сарай. И вот я однажды иду вечером, Анька на скамеечке с коляской. И ревет, ревет, в три ручья. Я подошел, взял мальчика из коляски и понес к себе. А мамаша сзади семенит. Так и остались они у меня. Жена сразу приободрилась, за дело взялась, они на пару, две бабы, полный порядок навели, мальчонку обихаживают и т. д.

Потом мы так договорились: Олег у нас будет жить, Аня в любое время приходит, в любое время уходит, ее дело молодое, живет как хочет. А мы как дед с бабкой или приемные родители – все равно, но мальчик наш.

Так и пошло. Дауны, оказывается, вовсе не дебилы, а просто раздолбаи – им ничего особого делать не хочется, они от всего удовольствие получают. А что нам это не нравится – вопрос другой. Но пацан такой интересный, что с ним всегда есть чем заняться.

Смешно – не смешно, но и жена стала о ребенке заговаривать. Мне 60, ей за 30, какие дети?!! Но что-то в этом есть. Видимо, старею, созрел для мягких тапочек и мемуаров о героическом прошлом. Ну что ж, яблоки, и те в разную пору зреют, а уж человек тем более».

«Мы жили почти в центре Москвы, в большой квартире – 3 комнаты по 18 метров. Но одна комната была как бы и не в доме: там всегда лежала бабушка. Еще до моего рождения у нее случился инсульт, и за ней ухаживала моя мама.

Мне бабушка всегда казалась злой волшебницей: она не разговаривала, а только стонала; всегда стонала громче, когда к ней никто не подходил по первому зову; мама всегда еще больше расстраивалась, когда общалась с ней; папа менялся в лице; у нас никто не бывал, потому что бабушка сразу начинала стонать; мы никуда не ходили, потому что не могли оставить бабушку одну.

Я вообще не представлял себе, как могли познакомиться мама и папа: мама всегда сидела дома, потому что бабушка ни полчаса не могла остаться одна – все время что-то требовала для себя. Сама она не шевелилась вообще, только губами пыталась двигать. Но мама за ней ухаживала, и бабушка всегда была очень чистая и ухоженная.