– И, – продолжал Мейсон, – я полагаю, она повторила этомистеру Рэнкину, тому самому, который продал эту картину Олни. Рэнкин рассказалоб этом Олни, и, вполне естественно, тот вышел из себя. Он считает, что еслиДюранта не осадить, то ценность картины может быть поставлена под сомнение.

– Ну, одно бесспорно, – сказал Хауэл, – никто в здравомрассудке не может подвергнуть сомнению подлинность этой картины.

Мейсон повернулся к Делле Стрит, поднял свой бокал,дотронулся до нее и сказал:

– За тебя.

– За вас, – ответила она. – А мы еще долго здесь будем? Наподобных сборищах всегда есть риск оказаться свидетелями какого-нибудьскандала.

– Мы побудем сколько потребуется, чтобы оценить ситуацию.

К ним незаметно подошел фотограф и ослепил вспышкой.

– Надеюсь, вы не возражаете, мистер Мейсон? Для моей газетыэта фотография вас и вашей секретарши, стоящих рядом и глядящих в глаза другдругу, гораздо интереснее истории с этой картиной. А в чем ваш интерес здесь?

– Простое любопытство, – ответил Мейсон. – Меня пригласили,и я решил посмотреть, как живет другая половина человечества.

– Я понял, – рассмеялся репортер. – Разыгрываете, да?

Мейсон улыбнулся Делле:

– Давай попрощаемся с хозяином и пойдем.

– Опять в контору? – грустно спросила она.

– Не глупи. Найдем что-нибудь поинтереснее. Пойдем вМаринленд. Ты позвонишь Герти и скажешь, что мы не вернемся. Пусть она навсякий случай свяжется с Полом Дрейком. Может быть что-то срочное. Скажи ей,что я позвоню Полу вечером… А мы с тобой поужинаем и потанцуем в «РобертсРуст».

– Твист, – обрадовалась она и протянула ему руку.

В конце ужина, когда Делла Стрит и Мейсон допивали свойкофе, к ним подошел официант и положил вырезку из газеты.

– Вы, наверное, уже видели, мистер Мейсон. Мы очень гордимсяэтим.

Мейсон взглянул на заметку – из разряда тех, что составляютколонку сплетен о происходящем в городе.

– Нет, я не видел, – сказал он.

Делла Стрит подалась вперед, и Мейсон пододвинул вырезку,чтобы было удобно читать вдвоем.

«„Робертс Руст“ за последнее время стал излюбленным местомизвестного адвоката Перри Мейсона, чьи процессы – это хорошо продуманныеспектакли, полные блеска и остроумия. Он приходит сюда пообедать и потанцеватьсо своей секретаршей. Это ночное заведение процветает главным образом благодарязевакам, приходящим взглянуть на знаменитого адвоката и его проницательнуюсекретаршу, с которой, как говорят, он неразлучен».

Мейсон улыбнулся и передал вырезку официанту.

– Я еще этого не видел.

– Ну, – вздохнула Делла с сожалением, – это означает, что мылишились еще одного места, где можно было хорошо поесть.

– Да, раз уж в газете написали, что я здесь бываю, то богзнает, сколько надоедливых посетителей сюда ринется.

– Если только я не ошибаюсь, а, как хороший секретарь, я втаких делах ошибаюсь редко, то один из них уже ринулся на нас. Он приближаетсяк столу, как видно, с единственной целью – или получить бесплатнуюконсультацию, или при случае небрежно бросить знакомому: «Когда вчера вечероммы выпивали с Перри Мейсоном в „Робертс Руст“, он сказал мне…»

Делла остановилась на полуслове, так как к ним неслышноподошел тот самый человек – лет сорока, гибкий, нервный, весь какой-тонапряженный.

– Мистер Мейсон? – спросил он.

Мейсон холодно посмотрел на мужчину:

– Да?

– Мы незнакомы, и извините, что мне пришлось подойти к вамвот так, но дело это очень срочное.

– Для вас или для меня? – уточнил Мейсон.

Мужчина не обратил внимания на замечание.

– Меня зовут Коллин Дюрант. Я агент по продаже картин икритик. Газеты склоняют мое имя в связи с клеветой в мой адрес Отто Олни.Насколько я понимаю, вы в курсе всего этого.

– Вы понимаете неверно. Я не имею никакого отношения к«клевете» в ваш адрес.

– Мне стало известно, что он подает на меня в суд,утверждая, будто бы я усомнился в его вкусе, принизил ценность его картин иназвал одну из них подделкой.

– Что касается этого, – сказал Мейсон, – вам следуетобратиться к самому Олни. Я не являюсь его адвокатом и не собираюсь им быть.

– Но вы были там сегодня. В газетах есть фотографии – вас ивашей секретарши. Так это и есть мисс Стрит?

Мейсон ответил:

– Сегодня в полдень я был на пресс-конференции, устроеннойОтто Олни на его яхте. Я не давал интервью и не собираюсь давать его сейчас.

Дюрант пододвинул стул от соседнего стола, сел и сказал:

– Ну хорошо, тогда я хочу, чтобы вы узнали эту историю вмоем изложении.

– У меня нет ни малейшего желания это делать. Сейчаснеподходящая обстановка для конфиденциального разговора, к тому же мне нехочется с вами говорить об этом деле.

– Говорить буду я, – стоял на своем Дюрант. – Во-первых, яне знаю, что говорил Олни. Он никогда не просил меня дать оценку его картинам.Я действительно неделю назад был на его яхте. Вполне естественно, что осмотрелего коллекцию, но никаких оценок не делал, поскольку никто меня об этом непросил. В коллекции действительно есть Филипп Фети или то, что выдается занего. Я не исследовал эту картину. Просто бросил поверхностный взгляд.Насколько мне известно, он заплатил за нее три тысячи пятьсот долларов. Оночень гордится ею. Я никогда не говорил, что это подделка. Чтобы бытьуверенным, надо произвести тщательный анализ. Я бы сказал, однако, что в этойкартине есть на что обратить внимание. Но это – на тот случай, если бы спросилимое мнение.

– Я вас не спрашивал. Меня совершенно не интересует эта вашаистория, и я даже не предлагал вам сесть.

– Хорошо, – сказал Дюрант, – давайте сформулируем так: я сампредложил себе сесть. И раз уж газеты придали значение этому делу Олни,подчеркнув, что среди присутствующих были вы со своей секретаршей, я хочупредупредить вас, что со мной это дело так не пройдет. Насколько я понимаю,единственный человек, которому я обо всем этом рассказал, – бывшая натурщица, укоторой есть все основания охотиться за дешевой рекламой. Или, точнее, так:которая жаждет рекламы, желательно бесплатной. Мне бы очень хотелось знать: неона ли виновница скандала? Ни ей, ни кому-либо иному я ничего не говорил, кромеследующего: если бы спросили мое мнение о картине, я бы постарался ее оченьвнимательно изучить. Но я всегда так делаю, когда интересуются моим мнением. Ия не позволю этой любительнице дешевой рекламы использовать мои слова как поводдля газетной шумихи.