Мила Кейн

Искаженное соглашение

Уинтер

7 ЛЕТ

В детстве у меня был миллион друзей. Мягкие игрушки и красивые куклы с длинными волосами теснились на полу моей спальни, ожидая своей очереди, чтобы составить мне компанию. Я устраивала для них званые обеды и меняла им наряды. Иногда мои няни готовили крошечные бутерброды с нарезанными огурцами для пикника с плюшевым мишкой, а мы наполняли маленькие чашки яблочным соком и потягивали его вместе с моими друзьями, оттопырив мизинцы. Первой няней, которую я запомнила, была Тильда. Она оставалась дольше всех.

Я любила ее до того дня, когда возненавидела.

Она плакала, пока мы играли.

— Тильда, не плачь при леди Теддерсон. Она расстроится, — цокнула я на нее, обеспокоенная и раздраженная в бескомпромиссной манере юной и избалованной особы.

— Прошу прощения, мисс Уинтер. Просто моя мама больна, а я не могу ей ничем помочь.

— Отведи ее к доктору. Он всегда помогает мне почувствовать себя лучше, — отметила я.

— Я не могу себе этого позволить, мисс Уинтер. Не у всех есть деньги, как у твоего папочки.

Тогда я впервые осознала данный факт. Раньше мне это даже в голову не приходило. Я тщательно обдумала ее слова.

— Тогда почему бы тебе просто не воспользоваться его деньгами? У него их более чем достаточно.

Тильда вздохнула и заключила меня в теплые объятия. Это было приятно, мне понравилось. Меня не часто обнимали. Моя мать была неуловимым созданием, порхающим по дому в потоке воздушных поцелуев и духов, всегда в движении, с бегущей позади прислугой, нагруженной чемоданами. Отца застать было еще труднее, но я точно знала, что сегодня он дома. Утром я шпионила у двери его кабинета и слышала, как его низкий голос эхом разносился по комнате.

Суть была в том, что никто из моих родителей не любил обниматься, поэтому я воспользовалась шансом впитать немного физической ласки от Тильды. И мать, и отец всегда вели себя так, будто объятия стоили им слишком многого — времени, пространства, каких-то других жертв в непонятном мне смысле, — в то время как Тильда дарила мне их без вопросов.

— Ох, мисс Уинтер. Это мило с твоей стороны, но я не могу просить твоего отца. Это проблема моей семьи… Возможно, мне просто придется уйти и найти работу где-нибудь в другом месте.

Нет! Я не хотела, чтобы Тильда ушла, как все остальные.

— Я могу попросить за тебя, — наивно предложила я, глядя на нее полными надежды глазами. — Я скажу папе, что это для меня, и тогда он даст денег. Он дает мне все, что я захочу.

Тильда пристально посмотрела на меня, кивая.

— Дает, говоришь…

Когда я в последний раз видела Тильду, она была на кухне, рыдала на плече кухарки и складывала свою форму.

— Ох, Тильда, как ты могла просить такое у ребенка? Конечно, Чарльзу ДеЛори это не понравилось.

— Ну, он дает этой паршивке все, о чем она просит, почему бы не помочь больной маме ее няни? Стоило попробовать.

Голос Тильды был жестким и недовольным. Я пряталась в темной кладовке, подальше от глаз прислуги, и ела хлопья. Мама вела учет запрещенной еды для меня, и хлопья, хлеб и пончики были на вершине списка. Всё самое лучшее.

Я застыла на месте, прислушиваясь, сердце колотилось, а рука так и осталась в коробке с хлопьями.

— Перестань, не говори так о Уинтер. Она просто брошенная маленькая девочка.

— Она не в своем уме! Девочка думает, что игрушки наверху — это ее друзья. Она недостаточно умна, чтобы понять, что у нее их нет, — огрызнулась Тильда.

Хлопья хрустнули в моем кулаке, а сердце оборвалось.

— Ну, это не ее вина, что она живет в изоляции, в окружении лишь оплачиваемого персонала. Ты же знаешь, что отец не подпустит ее к местным детям, пока она не подрастет и не научится лучше разбираться в людях. — Успокаивающий голос кухарки согрел мое разбитое сердце. — Бедняжка считает прислугу и игрушки своими друзьями, редко видит родителей… Невозможно не сочувствовать ей, к тому же она такая жизнерадостная...

— Ага, а точнее, невежественная. Однажды эта девочка испытает огромный шок от того, что людям, с которыми она проводит время, платят за то, чтобы те оставались рядом с ней, а единственные два человека, которые должны по-настоящему заботиться о ней, не хотят видеть ее чаще трех-четырех недель в году. Ей не идет на пользу витать в облаках, и расти такой избалованной и неприспособленной к жизни.

Кухарка вздохнула.

— Что ж, не тебе разрушать ее иллюзии. Из-за тебя она пошла к отцу и попросила денег, для тебя... и теперь ты уволена. Твои ключи я тоже заберу. Давай их сюда.

— Неважно. К черту Чарльза ДеЛори и его сучку-дочь. Устроюсь в стрип-клуб «Штопор» и буду иметь в десять раз больше, чем зарабатывала здесь, притворяясь, что меня волнуют пикники с плюшевыми мишками. Увидимся, — крикнула Тильда и умчалась прочь.

— Глупая девчонка, — пробормотала кухарка.

Она сложила форму, которую Тильда носила больше года, и отправилась заниматься своими делами, а я всё стояла на месте, шумно втягивая воздух и глядя в пустоту, со слезами на глазах и с разбитым сердцем.

Меня нашел отец. Он пробыл дома почти неделю. Это было чем-то неслыханным. Вместо того, чтобы наслаждаться нашим временем, меня пришлось уложить в постель. От слов Тильды у меня так разболелся живот, что поднялась температура и меня вырвало всеми хлопьями, которые я запихнула себе в горло.

После ухода врача папа сел на край моей кровати, а в комнату вошла новая женщина и стала наводить порядок. Я уставилась на нее.

— Кто это?

— Твоя новая няня. Ее зовут Сибель, и теперь она будет твоей подругой, — сказал папа.

Я покачала головой, слеза скатилась из моего глаза по горячей щеке на подушку.

— У меня нет друзей. Тильда сказала так.

На папиной челюсти дрогнул мускул.

— Тильда сказала? Она просто обиделась на меня, дорогая, и пыталась сделать мне больно. Ничто не причиняет мне большей боли, чем твои страдания.

— Почему у меня нет друзей моего возраста? Со мной что-то не так? — спросила я, боясь услышать ответ.

Папа покачал головой.

— Вовсе нет.