Но ты особенная, Уинтер. Мы должны быть осторожны. Люди будут притворяться твоими друзьями, просто чтобы получить от тебя что-то, а потом все равно уйдут. Я не хочу, чтобы такие люди были рядом с тобой.

— Притворяться?

Он кивнул.

— Да, они будут притворяться, что ты им нравишься, может быть, даже, что любят тебя... но им всем просто нужно то, что у тебя есть.

— Как Тильда?

Тильда притворялась, что я ей нравлюсь, пока я не попросила у папы денег.

Он снова кивнул.

— Как Тильда. Мне жаль, что она тебя расстроила.

Я обдумала его слова.

— Почему ты не мог просто дать Тильде деньги для ее мамы? Помогать людям — это хорошо. Тогда бы она не ушла.

Папа вздохнул.

— Дорогая, у Тильды нет больной мамы. Она солгала. Она солгала обо всем. Так поступают люди. Они лгут, обманывают и воруют, чтобы забрать то, что принадлежит тебе. Им нельзя доверять. Я не хочу, чтобы ты об этом думала сейчас. Сибель прочитает сказку на ночь, а потом ты закутаешься в одеяло и хорошенько выспишься.

Он встал, и я схватила его за руку.

— А ты не можешь прочитать?

Это был первый раз, когда он пришел уложить меня спать за все время, сколько я себя помню.

Он тут же покачал головой.

— Не могу, дорогая, через пять минут у меня телеконференция с Токио.

Он оставил меня там, гадать, кто такая Токио и почему она важнее меня, в то время как Сибель села рядом со мной и открыла книгу.

— Ладно, мисс Уинтер. Готова узнать, что Жаба и Барсук вытворят дальше?

Я пожала плечами, отказываясь поддаваться ее теплой улыбке.

Так поступают люди. Они лгут, обманывают и воруют, чтобы забрать то, что принадлежит тебе. Им нельзя доверять.

Я закрыла глаза и стала слушать сказку. Я не буду привязываться к Сибель, — импульсивно решила я. Няня мне не подруга, и если она притворится ею, на этот раз я буду знать, что она лжет. Я не была тупой, как назвала меня Тильда. Я раскушу её.

В конце концов, людям нельзя доверять. Этот урок я никогда не забуду.

Ашер

ВЫПУСКНОЙ ГОД

Родительский день. Худший гребаный день в году. Для остальных моих одноклассников, у которых был хотя бы один родитель, готовый приехать в школу, он был нормальным. Для меня же это был самый одинокий день в году.

У Евы, моей сестры, такой проблемы не было. В тех случаях, когда мама могла приехать, она уходила с Евой, по моему настоянию. Я мог смириться с тем, что я единственный ученик без родителя. Иви не должна была проходить через это.

День тянулся бесконечно долго, пока все играли в дурацкие игры для укрепления семейных уз и хвастались своими детьми.

Вместо этого я обычно зависал на заднем дворе школы, куда ученики ходили курить. Скрытое от посторонних глаз место, где можно затеряться. Что делало его идеальным, за исключением одного.

На этот раз там уже кто-то был.

— Эй, тебе нельзя сюда. Это мое укрытие, — объявила девушка, откидывая свою белокурую голову в ту сторону, откуда я пришел.

— Уверен, тут хватит места нам обоим. — Я засунул руки в карманы, наблюдая за ней.

Уинтер ДеЛори. Конечно, я ее знал. Школа Хэйд Харбор Хай была не настолько большой, чтобы я мог не знать о чирлидерше из одной из самых старых и богатых семей в городе. Тем не менее мы никогда не общались напрямую.

— На самом деле нет, — возразила она, наблюдая, как я опускаюсь на пару старых ящиков. Я захватил с собой альбом для рисования, чтобы скоротать время, так что сейчас проигнорировал ее и открыл чистую страницу.

Через несколько минут я почувствовал, что она нависает надо мной.

— Что ты рисуешь?

— Я думал, ты не хочешь разговаривать? — напомнил я ей.

Уинтер с громким щелчком захлопнула рот и вернулась на свое место. Она скрестила руки на груди и уставилась в стену в упрямом молчании. Меня это вполне устраивало. Я тоже пришел не для того, чтобы разговаривать.

Пока карандаш скользил по странице, я позволил своим мыслям блуждать.

— Так, значит, у тебя сегодня тоже нет родительской фигуры, которой можно было бы похвастаться? — спросила Уинтер после непродолжительного молчания.

— Какое проницательное наблюдение, — протянул я в ответ.

Она мило покраснела, хотя ее глаза горели огнем.

— Откуда мне знать? Может, ты не обделен родителями, просто они не любят тебя настолько, чтобы отпроситься с работы.

Скорее, мой отец не любит меня настолько, чтобы присутствовать в моей жизни, точка.

— Разве терапевты не называют это «проецированием»? — предположил я.

Уинтер дернулась, как от пощечины, ее щеки покраснели еще больше. В яблочко. Похоже, у избалованной маленькой принцессы все-таки было слабое место, и это оказалась ее печально известная семья. Интересно.

Она пожала плечами.

— Ты ничего не знаешь о моей семье.

Я кивнул в знак согласия.

— Не знаю, и ты ничего не знаешь о моей... но одно очевидно. Мы здесь, одни, в родительский день, прячемся от вынужденного веселья и создания теплых воспоминаний. Это чертовски депрессивно.

Она моргнула, глядя на меня, один раз, второй, а затем кивнула.

— Ага, депрессивно. — Ледяное выражение лица немного оттаяло. Это сделало ее еще красивее. — Ты часто здесь бываешь? — спросила она.

Напряжение между нами немного ослабло.

Я склонил голову набок.

— Ты ко мне клеишься?

— Что? Нет! — Ее бледные щеки тут же порозовели. Румянец. Настоящий, живой, неподдельный румянец. Я едва ли ожидал такой чистой невинности от девушки, сидящей напротив меня, но она меня удивила.

— Мне просто стало интересно, как часто ты приходишь сюда, — она замолчала, обводя изящным жестом исписанные граффити стены и опрокинутые ящики, которые выполняли функцию сидений.

— Если ты спрашиваешь, как часто я пропускаю родительский день, то ответ — каждый чертов год. Жить без полного комплекта родителей для меня — стиль жизни. Что насчет тебя?

Она вскинула голову, и между ее золотистыми бровями пролегла небольшая линия, пока она вспоминала прошлое.

— Мой отец приезжал один раз. Это было в первом классе. Он пробыл около часа.

Я кивнул ей.

— Поздравляю.

Она недоуменно моргнула, а затем рассмеялась. Смех оказался на удивление низким и хриплым.

— Спасибо.

После этого я вернулся к своему наброску. Теперь, когда я увидел, как она смеется, у меня появилось больше характеристик, которые можно было добавить к ее идеальному профилю.

— Что ты рисуешь? — спросила она через некоторое время.

— Тебя.

— Что? Правда? —