Все, что было связано с ненавистным супругом, Женькина матьдавно вынесла на помойку, так что теперь оставалось лишь гадать, кто такаяПатрикеева и кем она им приходилась. Но Женьку интересовал не сам факт родства,а сведения, которые позволили бы предположить, велико ли наследство.

В тот день наше любопытство так и осталосьнеудовлетворенным, но к вечеру следующего дня у меня появилась подруга сновостями.

– Мамуля провела изыскания, – сообщила она. –Патрикеева все-таки ее родня, только никакая она не Патрикеева, а Антонова. Покрайней мере, сорок лет своей жизни она носила эту фамилию. Опознать ее удалосьпо имени. Мама уже фотокарточку нашла в семейном альбоме. Короче, эта ДарьяКузьминична – дочь двоюродной сестры моего деда, маминого отца. А мне она…короче, тетка. То ли троюродная, то ли и того хуже. Мамуля говорит, она стараядева, жила с братом, у которого вместо мозгов в голове тараканы водились. Несмотри так, это мамуля сказала, ей свою родню лучше знать. Моя бабка семейство муженькане особо жаловала, это у нас, как видно, наследственное. Но дед с сестройдружил, и раз в год он к ней ездил непременно. После ее смерти родственныесвязи поддерживались от случая к случаю, а как дед умер, и вовсе сошли на нет.Странно, что тетка о моем существовании вспомнила, за это ей спасибо, конечно.

– Если она фамилию сменила, значит, все-таки вышлазамуж.

– Ага. Но других наследников нет, выходит, она успелаовдоветь, а детей не нажила. И брат ее тоже умер. Сколько ж на светеродственников, о которых мы даже не догадываемся? – заметила Женька.

– Это ты к чему? – удивилась я.

– Так… – Женька пожала плечами, но взор еезатуманился, наверное, прикидывала, не является ли какой-нибудь олигарх еечетвероюродным братом, одиноким и при смерти.

Само собой, Женька решила съездить в район и взглянуть нанаследство. И вот теперь сидит передо мной с удрученной физиономией, не желаетотвечать на вопросы и только кивает.

– Ездила, и что? – хмуро поинтересовалась я.

– Ничего. В смысле, ничего хорошего. Колыпиносовершенно убогий городишко на конце вселенной, а Верхняя Сурья – жуткая дыра.Впрочем, до деревни я даже не доехала, тачку пожалела. Но мне и Колыпина заглаза хватило. Нашла адвоката. Дом он видел, к тетке приезжал, когда оформлялдокументы, говорит, требуется ремонт. Места там красивые. Для рыбаков иохотников. А для нормальных людей комариный заповедник и бездорожье. Короче,при удачном стечении обстоятельств я могу рассчитывать на сто пятьдесят –двести тысяч. Рублей, разумеется. – В этом месте Женька еще раз вздохнула,покосилась на Ромку и буркнула: – Давай еще по одной, что ли.

Ромка с готовностью разлил коньяк.

– Ну, двести тысяч тоже неплохо, – сказалая. – Ты хотела новую машину, свою продашь, добавишь двести тысяч и…

– По-твоему, я об этом мечтала? Нет в жизнисчастья, – удрученно добавила подруга и залпом выпила коньяк.

– Надо уметь радоваться тому, что есть, – изрекРомка. – Двести тысяч что, не деньги?

– Ладно, – махнула рукой Женька. – Будурадоваться. Мне вчера сон приснился, будто иду я с кружевным зонтом по аллее, авпереди дом с колоннами, лестница, внизу львы…

– Живые? – съязвил муж.

– Каменные. Стеклянная дверь распахнута настежь, и тамстоит…

– Роберт Редфорд, – опять вмешался Ромка. –Нет, он уже в тираж вышел. Этот, из «Пиратов Карибского моря», на бабу похожий.

– Блюм, что ли? – сообразила Женька. – Онбрюнет, а по ним твоя Анфиса сохнет. Лучше Редфорд, хоть и старенький, затоблондин и глазки светлые. – Она вновь вздохнула и добавила: – Накрыласьмечта.

– Ты сохнешь по брюнетам? – повернулся ко мнеРомка.

Я скроила злобную физиономию, и он заткнулся. Цвет волоссобственного мужа я определить затрудняюсь. Точно не блондин, но и не брюнет. Идаже не шатен. Стригся он коротко, хоть я и просила его отпустить волосы, ноРомка утверждает, что в короткой стрижке есть свои преимущества: не надотратиться на расчески. Довод глупый, но его это ничуть не смущает. Муж мойполковник спецназа, а Петечка, за которого он сватал Женьку, его заместитель.Внешне они даже чем-то похожи, тот тоже огромный и шумный, правда, у Петечкифизиономия помягче, плюшевая физиономия, как любит выражаться Женька. Чего оРомке никак не скажешь. Люди под его взглядом начинают беспокойно ерзать, я исама, впервые увидев его, решила, что вид у него совершенно зверский, и едва нелишилась чувств, обнаружив его поблизости. Внешность, кстати, совершеннообманчивая. Ромка, несмотря на некую вредность характера, добрый, чуткий иочень нежный. Правда, излишне горяч, зато отходчив. За все время нашейсовместной жизни мы ссорились по-настоящему раз десять, не больше. И причин дляссор было две: либо его глупая ревность, либо Женька. Поводов для ревности яникогда не давала, оттого Ромкины закидоны вдвойне обидны, а его предвзятоеотношение к моей подруге возмущает меня до глубины души. Будь его воля, муж быдержал меня под замком, как при домострое. Хотя в этом смысле моя писательскаядеятельность его вполне устраивает: сидит жена целый день за столом, выдумываетистории с заковыристым сюжетом. Против выдуманных историй он не возражает и вдобродушном настроении даже может идею подкинуть или проконсультировать, если втом есть необходимость. Но мне и в жизни приключений хватает. И вот тут Ромкапросто из себя выходит, причем норовит во всем обвинить Женьку, вроде бы я дитянесмышленое и иду у нее на поводу. Вот уж глупость. Правда, кое-какая истина вего словах все же есть. Потому что стоит нам с Женькой куда-то отправиться, какочередное приключение тут же сваливается на голову. Оттого, даже если мы сподругой идем в кафе, Ромка начинает нервничать и звонит мне каждые десятьминут с надоедливым вопросом: «У тебя все в порядке?», что дает Женьке поводутверждать, будто Ромочка совершенно ненормальный и по нему психушка плачет.

– Надо было все-таки взглянуть на дом, – заметилая.

Муж покосился на меня и сурово нахмурился.

– Успеется, – ответила Женька без намека наэнтузиазм. – Все равно продать его я смогу только через полгода. Ладно,пойду я, – со вздохом сказала она, поднимаясь, Ромка радостно вскочил, аЖенька добавила: – Давай завтра по магазинам пройдемся, мне туфли купить надо.

– Хорошо, – согласилась я. – Созвонимся.

Женька поцеловала меня на прощанье и удалилась. Ромка черезнесколько минут устроился рядом со мной на лоджии, блаженно потянулся и толькочто не мурлыкал.

– Ты ужасно относишься к Женечке, – неудержавшись, заметила я. Муж взглянул с удивлением.