Кречет отмахнулся:

– Это у вас от революционного мышления. Либо свет, либотьма, либо ночь, либо яркий день, кто не с нами, тот против нас... А между днеми ночью бывают сумерки, а люди не праведники или злодеи. Есть и полупорядочные,и слабопорядочные, и недопорядочные. Ваш Цукоров был хорош уже тем, что все жесказал правду. Но героя из него делать – идиотизм. Как будто до преклонноговозраста так и не видел, что творится! Мы все видели, все понимали, любойслесарь или министр одинаковыми словами крыли Советскую власть на кухне, а он,овечка, не знал о расстрелах, тюрьмах, лагерях, несвободе?.. А узнал толькотогда, когда обеспечил себе такую славу отца водородной бомбы... кстати, теперь-товсе знают, что шпионы все атомные секреты перетаскали из Америки... когда нагрудь не помещались медали лауреатов всех Ленинских, Сталинских,Государственных премий, когда на счету были такие астрономические суммы, чтоможно было не страшиться потерять работу!

Я сказал, морщась:

– Но все-таки сказал. А другие так и молотили языкамина кухне.

– Я и говорю, порядочный, – согласилсяКречет. – Но не герой. Мог же сказать и раньше? Когда еще страшно былопотерять работу?.. Как теряли другие, оставшиеся неизвестными?.. Э-э-э, он былполитик, еще какой политик! Знал, в какой момент можно встать и сказать гордо:«Протестую!» Так и эти среднепорядочные, которым уже достаточно тех жалкихреформ. Ну, свободного выезда за рубеж, который простому народу все равно не покарману, еще – получать валюту за выступления только в свой карман, не допускаягосударство...

– Что вполне справедливо, – ощетинился я.

– Кто спорит? Я говорю, что эти люди уже получили своиреформы. Других им не надо. Они ходят в церковь и ставят свечи, крестятся ибьют поклоны. А в мою команду нужны люди, которые хотят вырвать страну из этойгрязи как можно быстрее!

Я сказал настороженно:

– Я страшусь таких людей. Они необходимы, но только нево главе целой страны. Когда эти честные и горячие люди брали власть, одержимыеидеей облагодетельствовать всех разом и сразу, то получалась либо кроваваяФранцузская революция, либо Советская, либо движение Савонароллы, луддистов,тайпинов...

Кречет сказал успокаивающе:

– Погодите, погодите. Разве я сказал, что будем странутрясти? Вот потому-то я и хочу в команде таких людей, которые не позволятпуститься во все тяжкие.

– А я смогу не позволить?

– Скажу честно, права вето у вас не будет. Ноприслушиваться к вашим советам будут все. Начиная с меня. Соглашайтесь, ВикторАлександрович!

Неслышно отворилась дверь, вошел немолодой подтянутыйчеловек с явно военной выправкой, но в гражданском. Бросил быстрый взгляд наменя, наклонился к Кречету, что-то шепнул. Тот хмыкнул, бросил коротко что-товроде «Лупи», а когда тот уже направился к двери, вдруг хлопнул себя по лбу:

– Да, кстати... Что-то украинские националисты начализатихать... Подготовь пару миллионов долларов где-нибудь в западном банке. Нет,сейчас не переводи! Пусть работают на энтузиазме, сколько задора хватит...Хорошие парни. Искренние, честные. Надо их поддерживать в борьбе противпроклятой Москвы, против гнусной России, что их угнетала и сейчас даже во сневидит, как бы снова покорить рiдну нэньку Украину...

Тот сказал деловито:

– Там еще одна группа появилась. Злее! Каких толькособак на нас не вешают.

– Хорошо, – сказал Кречет довольно. –Молодые?

– Одна молодежь!

– Добро. Чистые души, чистые сердца... Жаль, взрослеютбыстро, а с возрастом любой национализм кончается. Если надо, им тоже малостьденьжат надо подкинуть. Через нейтральные банки, конечно... Только бы кричалипогромче, что Россия – враг, что у нее имперская политика, что я, чертовдиктатор, строю планы как бы устроить вторую Переяславскую Раду, а то и как-тоиначе, но, мол, из достоверных источников стало известно, что президент Россиииздал тайный указ... Их газеты сразу напечатают аршинными буквами.

Я с холодком вдоль спины ощутил, что Кречет неспростаговорит при мне о тайных вещах, о которых не должны пронюхать ни газетчики, нителевидение, ни даже аппарат президента. Делится тайнами, после которых я вродебы уже не могу уйти, слишком много узнал... но так может одурачить разве чтоэтого штатского, вон даже взглянул с сочувствием, но уже как на соратника. Насамом же деле...

Я почувствовал, как губы сами раздвигаются в стороны. Кречетдаже обороты употребил те же, что и в моем футурологическом исследованиипятнадцатилетней давности, где я моделировал подобные отношения между Россией иУкраиной. Приятно, что Кречет читал, хотя это не говорит о его интеллекте.Основным составом моих читателей были подростки...

Черт, но все равно приятно. Ведь друзей выбираем не по уму –кому нужен гений, обзывающий тебя дураком? – а по удобным приятнымотношениям.

Кречет повернулся, пожаловался с озорной усмешкой:

– Где это видано, чтобы сам против себя финансировалподрывные группы?.. Но что делать, голодная и нищая Украина нам и на...словом... не нужна, но так ведь прямо не скажешь, если хохлы вдруг захотятприсоединиться к России?

Я усмехнулся:

– А если все-таки вся Украина, устав голодать, захочетвоссоединиться?

Кречет широко улыбнулся:

– Еще не дозрели! Но вторая линия обороны заготовлена.Мол, на каких условиях, с каким статусом, а там пойдут уточнения, согласования,снова дополнения, новые согласования... которые можно растянуть на десятки лет.А за это время либо шах умрет, либо ишак сдохнет. В любом случае, самим жратьнечего, но у нас есть хотя бы нефть и золото, как-то прокрутимся, на ногивстанем, но так вот в лоб Украине не скажешь?.. Дешевле подбросить сотню-другуюмиллионов долларов украинским националистам!

Знает же, подлец, мелькнула мысль, не брякну об этихмиллионах. Явно досье собрано, начиная с внутриутробного состояния. Уверен нетолько в моих деловых качествах, хотя что от них осталось, но и в моейпорядочности!.. Ну погоди же. Я не связываю себя порядочностью по отношению кдиктаторам.

– Смотрите, – сказал я наконец, – непрогадайте сами.

Он развел руками:

– Если бы вы знали, на какие трюки пускаются, только быприблизиться к рычагам! И подкуп, и лесть, и шантаж, а уж интриги всех уровнейсложности... Я не уверен, даже сомневаюсь, что любое ваше замечание будетприниматься... уж извините... но что будете высказываться без оглядки на своиинтересы, в этом я уверен. Я думаю, вы сможете высказаться откровенно и обомне.

Он смотрел насмешливо и вызывающе. Я вспыхнул, генералподозревает меня в присущей интеллигентам трусости, но сдержался:

– О вас и так говорит весь мир.