– Как найдете лед, так просто отмотайте изоляцию и грейте.Доходит?

– Да. Но что, если труба замерзнет выше центрального узлакоммуникаций?

– Коли работать, как положено, и топить, такого быть неможет. Все равно, к другим трубам не пробраться. Да ладно, чего из-за этогопереживать. Все будет нормально. Ну и погано же тут внизу! Полно паутины. Уменя от нее аж мороз по коже, такое дело.

– Уллман говорил, первый зимний смотритель убил всю семью ипокончил собой.

– А, тот парень, Грейди. Я, как увидел, сразу понял –ненадежный человек, ухмылялся все время, чисто кот, что сметану слизал. Они-тотогда только начинали, а уж этот жирный мудак Уллман и Бостонского душителянанял бы, согласись тот работать за гроши. Лесничий из национального парка, воткто их нашел, телефон-то не работал. В западном крыле наверху они были, начетвертом этаже, окоченели в камень. Девчушек больно жалко. Шесть и восемь.Сообразительные, что тебе мальчишки-рассыльные. Ах, черт, вот была беда!Уллман-то, когда сезон кончается, управляет каким-то поганеньким дешевымкурортом во Флориде, дак он – самолетом в Денвер и нанял сани, чтоб добратьсясюда из Сайдвиндера, потому как дороги были перекрыты... _с_а_н_и_, можете себепредставить? Он себе пупок надорвал, только б дело не попало в газеты.Признаться, ему это здорово удалось. Была заметочка в «Денвер Пост», ну и,конечно, та вонючая газетенка, что издают в Эстес-Парк, укусила. Но и только.Здорово, коли учесть, что за репутация у этого места. Я так и ждал, чтокакой-нибудь репортеришка раскопает все по новой и просто вроде как втиснетГрейди туда же, чтоб оправдаться, на кой он копался в старых скандалах.

– В каких скандалах?

Уотсон пожал плечами.

– В каждом крупном отеле бывают скандалы, – сказал он. – Ипривидения в каждом крупном отеле имеются. Почему? Ну, черт возьми, людиприезжают, уезжают... Нет-нет, кто-нибудь и даст дуба в номере – сердечныйприступ или удар, или еще что. Отели битком набиты суевериями. Никакихтринадцатых этажей и тринадцатых номеров, никаких зеркал на входной двери сизнанки и прочее. Да что там, только в прошлом июле одна дамочка померла тут, унас. Пришлось Уллману этим заняться и, будьте уверены, он справился. За это-тоему и платят двадцать две штуки в сезон и, хоть я терпеть не могу этогопоганца, надо признать, он свое отрабатывает. Кое-кто приезжает простопроблеваться и нанимает парня, вроде Уллмана, убирать за собой. Так и тут.Взять эту бабу – мне ровесница, как отдай, мать ее так! – патлы крашенныедокрасна, что твой фонарь над борделем, титьки висят до пупа, потому какникакого лифчика у нее нету, вены на ногах сплошняком, здоровенные, ни дать нивзять карта из атласа дорог, брюлики и на шее, и на руках, и в ушах болтаются.И притащила она с собой парнишку лет семнадцати, никак не больше, оброс дожопы, а ширинка выпирает, как будто он туда комиксов напихал. Ну, пробыли онитут неделю, может, дней десять, и каждый день одна и та же разминка: она с пятидо семи в баре «Колорадо» сосет сладкий джин с водой и мускатом, да так, будтоего завтра запретят законом, а он тянет и тянет одну бутылку «Олимпии». Она ишутит, и хохмит по-всякому, и каждый раз, как она чего-нибудь эдакое отмочит,парень скалит зубы, обезьяна хренова, будто эта баба ему к углам рта веревочкипопривязывала. Только прошло несколько дней и замечаем мы, что улыбаться емувсе трудней и трудней, и бог его знает, о чем ему приходилось думать, чтобперед сном у него стояло. Ходили они, стало быть, обедать – он-то нормально, аее качает из стороны в сторону, ясное дело, в жопу пьяная. А парень, как егодамочка не смотрит, то ущипнет официантку, то ей ухмыльнется. Черт, мы дажеспорили, на сколько его еще хватит.

Уотсон пожал плечами.

– Потом спускается он однажды вечером, часов в десять, внизи говорит – дескать, «жена нездорова» – понимай так, опять надралась, каккаждый вечер, что они тут были, – и он, мол, едет за таблетками от желудка. Исматывается в маленьком «порше», на котором они вместе приехали. Больше мы егов глаза не видели. На следующее утро она является вниз и пытается дуть в ту жедудку, только чем ближе к вечеру, тем бледнее у нее вид. Мистер Уллман – чистыйдипломат – спрашивает, может, ей охота, чтоб он звякнул фараонам, просто на случай,ежели парень попал в небольшую аварию или еще что. Она кидается на него, каккошка – «нет-нет-нет, он отлично водит, я не тревожусь, все нормально, к обедуон вернется». И днем, что-то около трех, отправляется в «Колорадо». В десятьтридцать она поднимается к себе в номер и больше мы ее живой не видели.

– Что же случилось?

– Коронер графства говорил, после всего, что дамочка выдула,она заглотила чуть ли не тридцать пилюль для сна. На следующий день объявилсямуженек – юрист, крупная шишка из Нью-Йорка. Ну и задал же он перцу старинеУллману, чертям в аду жарко стало! «Возбудим дело такое, да возбудим делосякое, да когда все кончится, вам и пары чистого белья не найти», ну, и все втом же духе. Но, Уллман, паскуда, хорош. Уллман его угомонил. Спросил,наверное, эту шишку, придется ли ему по вкусу, коли про его жену пропечатаютвсе нью-йоркские газеты: «ЖЕНА ИЗВЕСТНОГО НЬЮ-ЙОРКСКОГО ЛЯ-ЛЯ НАЙДЕНА МЕРТВОЙ СПОЛНЫМ ПУЗОМ СНОТВОРНЫХ ТАБЛЕТОК», после того, как наигралась в кошки-мышки смальцом, который ей во внуки годится.

«Порш» легавые нашли за ночной закусочной в Лайонсе, аУллман кой на кого нажал, чтоб его отдали этому юристу. Потом они вдвоемнавалились на старину Арчи Хотона, коронера графства, и заставили поменятьвердикт на «смерть от несчастного случая». Сердечный приступ. Теперь старинаАрчи катается в «крайслере». Я его не виню. Дают – бери, бьют – беги, особенно,коли с годами начинаешь обустраиваться.

Явился платок. Трубный звук. Быстрый взгляд. С глаз долой.

– И что же происходит? Что-нибудь через неделю эта тупаяшлюха, горничная, Делорес Викери ее звать, убирается в номере, где жила тапарочка, начинает орать, будто ее режут, и падает замертво. Очухалась она иговорит, дескать, видела она в ванной голую бабу. «А лицо-то все багровое, раздутое– да еще она ухмылялась». Тут Уллман выкинул ее с работы, сунул жалованье задве недели и велел убираться с глаз долой. Я подсчитал, с тех пор, как мой дедоткрыл этот отель в 1910 году, тут человек сорок-пятьдесят померло.

Он проницательно взглянул на Джека.

– Знаете, как они по большей части отправляются на тот свет?От сердечного приступа или удара, когда трахают свою бабу. Таких старыхдураков, что хотят гульнуть под занавес, на курортах пруд пруди. Забираютсясюда, в горы, чтоб повоображать будто им снова двадцать. Бывает, случитьсяиногда неприятность, да только не всем ребятам, что управляли нашем отелем,удавалось скрыть это от газетчиков так же здорово, как Уллману. Так что славусебе «Оверлук» заработал ту еще, будьте спокойны. Провалиться мне, коли ухренова «Билтмора» в Нью-Йорке, ежели расспросить правильных людей, не окажетсятакая же слава.