Было время, когда я часто ссорилась со своимиродителями и даже вынашивала планы побега из дома. Но всякий раз, когда я ужебыла готова уйти навсегда, неизменно вставал вопрос: а куда? За шестнадцать летя не смогла обзавестись ни подругами, ни, тем более, друзьями, которые были быстоль бескорыстны и благородны, что приютили меня на неопределенный срок. А таккак мне не свойственны были необдуманные действия и безрассудные порывы, то в очереднойраз хлопнув дверью, я уходила в свою комнату и злилась на весь мир, как иположено в столь юном возрасте.

Родителей такое моё поведение не особенноогорчало, хотя я была их единственным чадом. Мама считала, что для хорошеговоспитания достаточно: а) периодически справляться об учебе; б) прятать отребенка все книги и журналы, хоть как-то касающиеся сексуальных тем; в) следитьза тем, чтобы дитя во время поело и уснуло. Во всем остальном она полностьюполагалась на бабушку Сашу, к которой отправляла меня каждое лето, независимоот моего желания.

Что касается отца, то он был так занят на своейработе, что моим воспитанием и вовсе не занимался. Он часто ездил вкомандировки, задерживался и пропадал по вечерам, но зато зарабатывал вполнеприлично.

Безусловно, отец имел полное право праздноватьсвой день рожденья на широкую ногу. Вот и в этот раз ожидалась прорва гостей.

Маман попросила меня помочь ей, и я торчала накухне, производя видимость деятельности и мешаясь у нее под ногами. Взявшись заручку сковороды, я тут же обожгла руку.

--Черт! Черт! Черт!--заорала я, хватая мочкууха обожженными пальцами.

--Прекрати ругаться!--тут же среагировала мать,продолжая крошить в салат разную дребедень.

--Да ты что, ма! Слышала бы ты, как ругаютсядевчонки у нас в школе! У тебя бы уши повяли!

--Ну и не бери с них пример. Ты за собой следи,сама будь для них примером, чтоб на тебя равнялись.

Мама считала себя очень интеллигентнойженщиной. Она преподавала высшую математику в университете и писаладиссертацию.

--Да кто будет на меня равняться! Я для них -пустое место, человек-невидимка, которого никто не замечает!

--И вообще,--пропустила мать нарочно мимо ушейэти жалобы закомплексованного подростка,--согласно старинному поверью, есличасто произносить имя нечистого, он будет являться к тебе наяву.

--Ну, ты меня насмешила! Я что алкоголичка,чтобы черти ко мне наяву приходили? Ты что, веришь в эти глупости?

--Думаешь, если бы это было глупостью, стали быподобные поверья передаваться из поколения в поколение и дошли бы до нашихдней?

--Сказки тоже дошли до наших дней, но это незначит, что, пойдя однажды в лес погулять, я наткнусь на избушку Бабы Яги.

--Ну, хватит острить, Бети! Подай мне,пожалуйста, перец. И лук я тебя просила почистить!

--А я просила не называть меня по имени,ненавижу его! А лук не буду чистить. У меня тушь потечет!

--По-моему, Беатриче - прекрасное имя,--сказаламать.--Когда ты родилась, я долго ломала голову. Я хотела выбрать для тебянеобыкновенное, необычайно красивое имя. Под руку попался Данте...

Маман, как всегда хотела произвести впечатлениена папиных гостей, друзей и коллег. А те, надо полагать, снова притащат уймубесполезных подарков "со смыслом". Эти своим смыслом они соревновалисьв остроумии, кто кого. Сама же я об этом вообще не позаботилась, считая себяглавным подарком на все времена.

Жаль, что бабушка в этом году не приедет:старая уже стала и больная. Кто-то в летние каникулы ездит "на юга",а я по старинке к бабушке в деревню, дышать свежим воздухом. Маман считала, чтодеревенский быт благотворно влияет на мою формирующуюся личность,"воспитывает привычку к простоте и незатейливости. Это, в свою очередь,учит свободно и творчески мыслить". Елена Сергеевна уже лет пятнадцать небыла в деревне и не знала, что все с тех пор очень изменилось: и воздух не тот,да и люди не те. И уж конечно не подозревала она, что прошлым летом на свежемвоздухе я чуть было не лишилась невинности. Давайте, отправляйте меня с глаз долойэтим летом. Я за себя не ручаюсь!

Перепробовав все, что было вкусного напраздничном столе, я удалилась в свою комнату, прихватив из груды папиныхподарков коробку конфет. За окном сверкала весна. Апрель - капель, любовь -морковь...За столом папин коллега, молодой сотрудник их фирмы, как-то наглопосматривал на меня, уписывая оливье. Вот уж не думала, что и у взрослых бываютпрыщи, фи! А вот некто другой вчера даже и в сторону мою не посмотрел...

Я не любила весну. Непонятно откуда появляласькакая-то тоска. Будто что-то важное стремительно проносилось мимо меня. А с нимхохочущие девицы, взволнованные парни, яркое солнце, радостные воробьи и вселюди, и весь мир. И только я одна оставалась на месте и от лени или от страхане могла влиться в этот весенний поток. Я сидела на широком подоконнике,скрывшись от всего мира плотной шторой и одновременно наблюдая за ним из окна.

...Достоин ли с тобою

Смотреть на сей спектакль не знаю я, создатель,

Но не участник я сих драк, а наблюдатель.

"Так вот и просижу всю жизнь наподоконнике. И ничего никогда со мной не случиться",--думала я тогда.

На следующий день, сидя на английском, я ничегоне слышала и не понимала, что пишу в тетради. Эта сволочь заигрывала с Серовой!

У меня дрожали руки от безнадежной ибессмысленной злости. А мысли скакали, как зайцы по кочкам. Он передает ейзаписку, улыбается, кретин безмозглый!.. чтоб тебе пару схватить...А она-тодовольна, что еще один наивный красавчик в ее сети попался.

Тычок карандашом под лопатку заставил менявыйти из лихорадочного состояния и заметить хоть кого-то, кроме Кирилла.

--Эй, косая! Как перевести "death"?

Я не косая, просто фамилия - Косовей. Дурацкая,конечно, но если произносить быстро, то похожа на французскую. Правда, все,кому не лень, бессовестно искажают ее в меру своей безмозглости.

--Не знаю, отстань!--ответила я грубо.

На пару секунд я выпустила из поля зрениясвоего ненаглядного и впустила туда жиртреста Сомова.

--Знаешь, врешь ведь,--продолжал канючить Сом,будто и в самом деле не знал. Что ему от меня надо?

--Это то, что тебя ожидает, если ты менядоставать будешь!

--Изнасилование что ли?

Тупые шуточки озабоченного дебила.