В пистолете у меня всегда были серебряные пули. На людейсеребро действует, как и на почти все сверхъестественные существа. Так зачемпереходить на обычные пули, которые действуют только на людей и на пару-тройкудругих существ? Но месяца три назад я схлестнулась с одним фейри, который чутьменя не убил. На них серебро не действует, зато действует обычный свинец. И стех пор я держу в «бардачке» обойму с обычными патронами.

Вытащив из обоймы два верхних патрона с серебряными пулями,я вставила свинцовые. То есть первые две пули могут сбить с Зейна кураж, итогда, быть может, не придется убивать его остальными. Проясним сразу: если он,получив две свинцовые пули, от которых чертовски больно, даже если можешьзалечить рану, все-таки будет на меня переть, то первая же серебряная пулябудет предназначена не для того, чтобы только ранить.

Только войдя в дверь больницы, я сообразила, что не знаюфамилии Натэниела. Имя Стивена мне тоже не поможет. А, черт!

Вестибюль был набит народом. Женщины с плачущими младенцами,детишки, неизвестно чьи, гоняющиеся друг за другом, перепрыгивая через стулья,человек с обмотанной кровавой тряпкой рукой, люди без видимых повреждений, тупоглядящие в пространство. Стивена видно не было.

Вопли, звон разбиваемых стекол, звяканье упавшего на полметалла. Сестра, бегущая по соседнему коридору.

– Вызовите еще охранников!

Сестра за конторкой нажала на кнопку.

Можете назвать это интуицией, но я поняла, где сейчас 3ейн иСтивен. Махнув перед сестрой удостоверением, я сказала:

– Я из Региональной Группы РасследованияПротивоестественных Событий. Моя помощь нужна?

Сестра вцепилась в мою руку:

– Вы из полиции?

– Наша группа является подразделением полиции.

В лучшем случае – уклонение от прямого ответа. Если тыштатский. прикрепленный к полицейской группе, приходится этому научиться.

– Слава богу! – Сестра поволокла меня туда, гдеслышался шум. Я высвободила руку и достала пистолет. Предохранитель снят, стволв потолок, готовность к выстрелу. С обычными патронами я бы не стала подниматьствол к потолку, тем более в госпитале, где надо мной полно пациентов, нобезопасные патроны Глейзера не зря носят свое название.

Приемное отделение ничем не отличалось от всех приемныхотделений, что мне случалось видеть. Занавесы на металлических штангах, чтобыможно было выгородить целые ульи маленьких смотровых кабинок. Кое-где они былизакрыты, но пациенты сидели и смотрели на спектакль сквозь щели в занавесках.Однако зал делился пополам стеной почти до caмого коридора, так что смотретьособо было не на что.

Человек в зеленом хирургическом халате вылетел из-за стены,ударился в противоположную, тяжело сполз на пол и остался лежать неподвижно.

Сопровождавшая меня сестра бросилась к нему, и я отпустилаее. Тот, кто был там за стеной, швыряющийся докторами, как куклами, был работойне для медика, а для меня.

На полу лежали еще двое в хирургической одежде – мужчина иженщина. Женщина была в сознании, глаза широко раскрыты. У нее под углом всорок пять градусов торчала сломанная рука. Увидев табличку у меня на пиджаке,она предупредила:

– Там оборотень, осторожнее!

– Я знаю, кто там, – ответила я. И опустилапистолет на дюйм.

В глазах женщины мелькнула тревога, а не боль.

– Не разнесите наш центр травмы!

– Постараюсь не разнести, – сказала я, проходямимо нее.

В коридор вышел Зейн. Я его никогда не видела, но кто ещеэто мог быть? В руках он кого-то нес. Сначала я подумала, что женщину, из-задлинных каштановых волос, но обнаженная спина и плечи были слишкоммускулистыми, мужскими. Очевидно, Натэниел. Он легко помещался в этих мощныхруках.

Зейн был футов шести ростом, высокий и худой. Сверху на нембыл лишь черный кожаный пиджак на бледном теле. Волосы у него были белые, каквата, коротко остриженные по бокам и собранные в длинные пучки наверху. Открыврот, он зарычал. У него торчали клыки, верхние и нижние, как у большого кота.Ну и ну.

Я наставила на него пистолет и медленно выдохнула, стоянеподвижно и спокойно, целясь в белое тело выше Натэниела. С такого расстоянияя бы не промахнулась.

– Второй раз не повторяю, Зейн. Отпусти его.

– Он мой, мой!

Зейн зашагал к выходу, и я спустила курок.

Oт удара пули он развернулся и упал на колени. Раненое плечоперестало держать, и Натэниел соскользнул на пол. Зейн вскочил, здоровой рукойприжимая к себе Натэниела, как куклу. Ткани его плеча уже срастались – как вкино, когда расцветающий цветок снимают замедленной съемкой.

Он мог бы рвануться мимо меня, рассчитывая на свою быстроту,но не стал. Он просто шел на меня, будто не верил, что я выстрелю. А зря.

Вторая свинцовая пуля попала ему прямо в грудь. Кровьплеснула по бледной коже. Зейн упал на спину и выгнул ее, пытаясь вдохнуть, чтобыло трудно из-за дыры в груди размером с кулак. Я подошла – поспешно, но непереходя на бег.

Обойдя его на расстоянии вытянутой руки, я зашла сзади ичуть сбоку. Простреленное мной плечо все еще не работало, другая рука былаприжата телом Натэниела. Зейн смотрел на меня широко раскрытыми карими глазами,тяжело дыша.

– Остальные пули серебряные, Зейн. Стрелять буду вголову, и твои поганые мозги разлетятся по этому чистому полу.

Он все же смог выдохнуть:

– Нет. – Его рот наполнился кровью, и она вытеклана подбородок.

Я наставила дуло на его лоб, примерно на уровне бровей. Еслия опущу курок, его не станет.

Передо мной лежал мужчина, которого я никогда раньше невидела. С виду он был молод, ближе к двадцати, чем к тридцати. Меня заполнилаогромная пустота. Будто я стояла посреди белого шума. Ничего не чувствуя. Я нехотела его убивать, но мне было безразлично, убью я его или нет. Это только егоинтересовало. Я позволила ему прочесть это в моих глазах – что мне оба исходабезразличны. Позволила, потому что он – оборотень и должен был понять, чтовидит. Обычные люди этого не видят. По крайней мере люди в здравом уме.

– Ты оставишь Натэниела в покое, – сказалая. – Когда приедет полиция, ты будешь делать все, что тебе скажут. Ниспорить, ни отбиваться не будешь, иначе я тебя убью. Ты меня понял, Зейн?

– Да, – ответил он, и снова кровь выплеснулась изорта густой струей. Он заплакал, и слезы потекли по окровавленному лицу.

Слезы? Плохим парням по сценарию не полагается плакать.

– Как я рад, что ты приехала, – сказал он. –Я пытался ими заниматься, но у меня не получалось. Я хотел быть Габриэлем, ноне мог.