дома и пытаюсь освоить фирменный маневр Робинсона с разворотом.

Отец работает со мной, и я становлюсь лучше. В перерыве между первым и вторым моими сезонами в старшей школе отец как-то вечером приходит домой с работы и с ходу бьет меня прямо в лицо. У него в руках программка, он хватает меня и говорит: «Настало время тебе стать серьезным. Видишь этого парня? Сегодня мы пойдем смотреть, как он играет в баскетбол, и я научу тебя, как его уничтожить. Знаешь зачем? Потому что он зарабатывает 15 млн долларов – вот зачем. Видишь, сколько денег ты мог бы зарабатывать, если бы просто избегал неприятностей?»

Парнем, о котором он говорил, был Джон Кончак. Он был громадным, неповоротливым белым чуваком, который даже не был хорош, но «Атланта Хокс» все равно подписала с ним контракт на целых 15 млн долларов. Ему дали прозвище «Джон Контракт».

У моего отца было два билета на игру «Сперс», и мы с ним пошли посмотреть на Джона Кончака. Мы сидим где-то на верхотуре, на худших местах, какие там есть, но я смотрю на этого парня и думаю: «Я могу быть лучше него».

Так что теперь мне есть на что нацеливаться. Тогда-то я и начал исправляться. Когда пацаны в поисках развлечений заходили ко мне, я отвечал им: «Простите, я больше не могу с вами водиться». Даже девочки – с ними я тоже сократил общение.

До той поры я все равно умудрялся находить себе проблемы почти что на каждом шагу. Одну весну я играл в команде AAU вместе с Чарльзом «Бо» Аутло, и отправился в Темпл, Аризона, для участия в турнире. Мы играли с командой из штата Вашингтон, и один парень там постоянно грубо фолил на мне. Я сказал ему, что ему не стоит делать это впредь, но он сделал, и тогда я развернулся и ударил его в лицо.

Людям из AAU это не слишком понравилось, и они выпнули меня. Бессрочно. Я довольно сильно приложил этого пацана, поэтому меня отправили домой. К счастью для меня, отца дома не было. Он уехал на сборы на пару месяцев и какое-то время еще должен был отсутствовать, поэтому он не знал о произошедшем – вплоть до сегодняшнего дня. Прости, Сержант.

Поскольку я не мог больше выступать в AAU, я отправился на армейскую базу и стал играть там с военнослужащими. Мой отец в то время заведовал спортзалом на нашей базе, и я всегда мог видеть, как он наблюдает за мной из окна. Он ни разу не вмешался, когда эти здоровяки молотили меня, но позже, вечером того дня, он сказал мне: «Не позволяй этим людям пинать тебя. Умей постоять за себя, сынок».

С девятилетнего возраста Сержант обучал меня азам игры, а потом говорил мне: «Иди играть». Если я отправлялся в парк, чтобы поработать там над чем-нибудь, он не увязывался следом, не падал мне на хвост. За свой прогресс я должен был отвечать сам.

Я уже готовился к выпускному году в школе, а Бо Аутло все так же играл за мою старую команду в AAU. На тот момент он был, пожалуй, лучшим игроком в Сан-Антонио. Теперь они увидели, как я хорош, и сочли, что со мной у них будет шанс на чемпионство, поэтому решили меня вернуть.

Мне приходится вести себя осторожно и избегать проблем, ведь я хочу играть за эту команду. Мне приходят письма почти из всех колледжей страны, и я думаю о том, что вся эта затея с баскетбольной карьерой может в итоге сработать, если я просто научусь не терять самообладания.

Сержант присутствует практически на всех моих матчах в старшей школе, и его трудно не заметить. Он так яростно наседает на арбитров, что моему тренеру даже не приходится утруждаться. После какого-нибудь неверного решения рефери можно было услышать голос моего отца, орущего с трибун: «Тупой ты, судейка!»

Мой отец собирался сделать все, чтобы я не упустил свой шанс. Все должно было быть правильно. Как-то раз посреди матча он встал и начал кричать мне, потому что моя игровая майка не была заправлена в шорты. Подобные вещи сводили его с ума. В итоге игру буквально остановили, для того чтобы я мог заправиться. Если бы в том спортзале на пол упала булавка, вы бы услышали. Все знали, что с сержантом Филипом Харрисоном шутки плохи. Большую часть моей карьеры в старшей школе он провел, крича мне с трибун: «Тащи его к корзине!»

Мы играли в классе 3А, и все там завидовали «Коул Кугарс». Я получал все внимание, всю прессу. Другие школы хотели обыграть меня и нашу команду самым беспощадным образом.

В нашей школьной баскетбольной программе не было места изыскам. Мы переодевались в помещении школьной группы, потому что отдельной раздевалки у нас не было. В то время я сильно увлекался рэпом и знал все тексты всех песен. Вдобавок мы сочиняли свои собственные. Одной из лучших песен был ремикс песни нашей школы. Она начиналась примерно так: «Славься наша альма-матер, да здравствуют зеленый и золотой». Мы добавили к этому свой бит, вкинули парочку бранных слов, нацепили свои пластиковые цепи со значками Mercedes, и народ просто покатывался со смеху от нас.

Тренер Мадура котировал только кантри. Когда он слышал мою рэп-музыку, он начинал орать: «Выруби этот мусор!» Тренер Мадура умело обращался с нами. Он очень сурово относился ко мне, но на площадке позволял мне многое, что я очень ценил. Он использовал меня для того, чтобы разбивать прессинг соперника. Мне бросали мяч, и я тащил его по площадке. Мои навыки работы с мячом были на высоте. Но главным образом, я умел забивать.

Помимо Дага и Джо, которые были участниками сборной штата по футболу и баскетболу и обладали внушительной скоростью у нас был еще пацан по имени Даррен Мэйти, который умел отлично управляться с мячом. Другим футболистом в нашей команде был Дуэйн Сайрус, еще один тру-спортсмен, добавлявший нам мышечной массы. Еще у нас был Джефф Петресс, умевший недурно бросать.

А еще был Робби, которого мы прозвали Duke of Juke. Робби получал мяч, бежал к корзине, как ошалелый, выкидывая по пути безумные финты, а добежав, отбрасывал мяч назад. Как-то раз мы играли, и Робби помчал к корзине, на ходу устроив шоу финтов в фирменном стиле Duke of Juke, но получив шанс на лэй-ап – вокруг него не было вообще никого, я серьезно, – он, вместо того чтобы забросить мяч, откинул его мне обратно