сюда сегодня, она облегченно вздохнула, обнаружив, что ее платье, взятое напрокат в одном из лондонских бутиков, соответствует модным тенденциям. Но ей все равно было некомфортно среди большого числа людей.

— Когда ты прилетела? — спросил Видаль.

— Сегодня утром, — ответила она, сделав глоток шампанского.

— Где ты остановилась?

— Э-э-э… в отеле рядом с Пикадилли, — солгала она.

Ей не хотелось признаваться ему в том, что она остановилась в хостеле рядом с железнодорожным вокзалом. Перед поездкой сюда она переоделась в туалете, и, когда она вышла оттуда, туристы с рюкзаками глядели на нее как на диковинку.

— Ты хорошо смотришься здесь, — сказала она, пытаясь избежать новых вопросов. Видаль насмешливо поднял бровь:

— Комплимент от Евы Флорес — это высочайшая похвала.

— Я имела в виду, что ты прекрасно вписываешься в компанию этих людей. Ты многого добился.

Он тут же посерьезнел.

— Для выходца из семьи работников физического труда, родившегося в пригороде?

— Это правда, не так ли? Тебе стоит этим гордиться. Твои достижения достойны восхищения.

* * *

Почему ее комплимент вызвал у него раздражение? Почему он напрягся?

Потому что он увидел внутренним взором усталые лица своих родителей, их мозолистые руки.

Внезапно он почувствовал себя самозванцем на этой шикарной вечеринке. Наверное, появление Евы вызвало у него это чувство. Оно словно напомнило ему о том, что он сейчас находится здесь лишь благодаря своему высокому интеллекту и трудолюбию.

Его раздражало, что эта женщина все еще была способна с такой легкостью оказывать на него воздействие одним лишь своим присутствием.

Он ошибался, думая, что фиктивная помолвка с ней окажет положительное влияние на его социальный статус.

Но когда Видаль открыл рот, собираясь сказать Еве, что ей больше нечего делать на этой вечеринке, он неожиданно для самого себя произнес:

— Хорошо. Давай продолжим наш разговор там, где нам никто не будет мешать.

— Тебе нет необходимости покидать вечеринку. Я могу подождать, — сказала Ева, когда они стояли у лифта.

Видаль не ответил. Она отчаянно пыталась сохранять спокойствие, но у нее это получалось с трудом, потому что он держал ее под локоть.

Когда они вошли в лифт и двери закрылись, она произнесла голосом, который был чуть выше ее привычного:

— Ты можешь меня отпустить.

Видаль посмотрел на свою руку, лежащую на ее локте, так, словно его удивило, что он по-прежнему ее держит. Только когда ее отпустил, она смогла нормально дышать.

На улице их ждал внедорожник с тонированными стеклами. Из него вышел шофер и открыл заднюю дверцу. Видаль подал Еве руку, чтобы помочь ей забраться в салон, но она не сдвинулась с места.

— Куда мы поедем?

— В мою квартиру. Она находится неподалеку отсюда.

При мысли о том, что они окажутся наедине, Ева занервничала.

— Мы не можем поговорить в каком-нибудь тихом баре?

Черты Видаля напряглись.

— Ты хочешь поговорить или нет?

Конечно, она этого хотела. Для этого она и прилетела в Лондон.

Во время короткой поездки они не разговаривали. В частном лифте, который поднял их на верхний этаж современного высотного здания, тоже.

Квартира Видаля произвела на нее большое впечатление. Она никогда раньше не бывала в подобных местах.

За огромными окнами от пола до потолка простиралась панорама Лондона. По всему помещению с открытой планировкой были со вкусом расставлены удобные диваны и кресла. На кофейных столиках лежали толстые книги по фотографии и искусству. На стенах висели картины.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Видаль, направляясь к бару.

Ева подумала, что, возможно, алкоголь поможет ей расслабиться. Шампанское на вечеринке она едва пригубила.

— Немного белого вина, если можно.

Через минуту он подошел к ней. В одной руке у него был стакан виски, в другой — бокал вина для нее. Взяв у него бокал, она сделала глоток. Вино оказалось холодным и приятным на вкус.

— Располагайся! Будь как дома, — сказал он.

Подойдя к одному из окон, Ева стала смотреть на огни вечернего Лондона. Чувствуя на себе взгляд Видаля, который, очевидно, ждал, когда она начнет просить у него помощи, Ева повернулась:

— Я так понимаю, Видаль, ты передумал насчет покупки дворца и… — Она осеклась.

— Фиктивной помолвки? — закончил за нее он.

— Почему? — спросила она, надеясь, что он не услышал в ее голосе нотки отчаяния. Подойдя к окну, он встал неподалеку от нее и ответил:

— Мое желание снова тебя увидеть было проявлением минутной слабости. Мне захотелось узнать, изменилась ли ты. — Он посмотрел на нее: — Обычно я не потакаю своим слабостям, но ты всегда задевала меня за живое, Ева.

Внутри у нее все оборвалось.

— Я была молода.

— Однако ты уже в юном возрасте относилась свысока к людям, которые тебя окружали.

Ева не стала защищаться. Она не была готова говорить с ним о негативном влиянии своей матери на ее жизнь.

— Ты сказал, что твой отец перед смертью пожелал, чтобы ты реставрировал дворец.

— Я также сказал, что я не был сентиментален. Мой отец бредил, находясь под воздействием больших доз обезболивающего. Иногда он видел за моей спиной мою покойную мать.

— Твой отец жалел меня.

— Я знаю.

— Он часто говорил мне, что за стенами дворца находился огромный мир, и я должна его познать и найти собственный путь в жизни.

— Почему ты этого не сделала?

— Все было не так просто. Моя мать болела, и я должна была о ней заботиться.

— А сейчас ты тратишь драгоценное время на поиски достойного жениха, потому что никого не интересует наследница, у которой нет ничего, кроме груды средневековых кирпичей?

Ева натянуто улыбнулась:

— Все-то ты знаешь!

— Давай признаем, что ты годишься только для замужества.

Ева поставила бокал на ближайший столик:

— Думаю, нам следует заканчивать этот бессмысленный разговор. Возвращайся на вечеринку, Видаль. Была рада тебя повидать.

— Правда, Ева? Ты не выглядишь радостной.

— У меня все хорошо, Видаль. Спасибо за беспокойство. Мне пора идти.

Повернувшись, она направилась к двери.

— Чтобы успеть завтра на работу в отеле?

Разозлившись, Ева остановилась и повернулась:

— Как долго еще ты собираешься меня мучить, Видаль? Тебе мало было предложить мне решение всех моих проблем и передумать в последний момент? Ты ясно дал мне понять, что тебе плохо жилось во дворце, и теперь ты мне за это мстишь.

Выйдя из тени, Видаль поставил свой стакан на столик и покачал головой:

— Нельзя сказать, что я чувствовал себя несчастным во дворце. Моему отцу нравилось работать в саду, а мне нравилось ему помогать. Единственное, что омрачало нашу жизнь во дворце, — то, что мы были вынуждены общаться с твоей матерью. Но