Винсент Ван Гог. Голова мужчины (предположительно Тео Ван Гог). 1887 год.

Бумага, пастель, акварель. Музей Ван Гога, Амстердам, Нидерланды

Таким образом, Тео был меценатом одного художника, скромным и не афишировавшим свой ежедневный подвиг. Он больше, чем Винсент, верил в его гений и жаждал продавать картины брата наравне с другими работами. Похоронив Винсента, Тео метался по Парижу в попытках организовать его ретроспективную выставку и увековечить наконец имя самого близкого, дорогого и — он верил в это — достойного славы человека. На сопротивление и равнодушие столицы искусств Тео реагировал нервными срывами и периодами депрессии и в конечном счёте догнал брата на том свете, задержавшись лишь на полгода. На их общей могиле цветут подсолнухи.

Карандашный портрет Тео излучает такое сияние и наполнен такой любовью, каких я не встречала ни в одном другом портрете работы Винсента. «Он был мне больше, чем брат», — говорил Тео. Если писем недостаточно[14], этот портрет, с которого нам мягко и светло улыбается Тео, подтверждает: это было взаимно.

Обычно Ван Гог не давал смысловых названий своим работам, а именовал их в стиле «что вижу, о том пою»: «Портрет женщины с красным бантом», «Церковный двор зимой», «Ваза с двенадцатью подсолнухами»… Исключений мало, и «Скорбь», написанная в 1882 году, — одно из них.

Винсент писал брату, что «нет ничего более подлинно художественного, чем любить людей», и любил их, пожалуй, слишком. В этом рисунке — бездна вангоговского человеколюбия: раньше срока постаревшая женщина с обвисшими грудями не вызывает ни неприязни, ни насмешки (как это бывает с нарочито некрасивыми моделями Лотрека, который тоже любит их, но — иначе), ни жалости, которая бы возвысила нас над ней, — только сострадание и желание сесть рядом (художник специально оставил для нас место), обнять её, разделить её скорбь.

Сам Винсент сделал бы именно так. Больше того — он так и сделал. Для этого рисунка позировала Христина, женщина, которая была вынуждена зарабатывать проституцией, чтобы прокормить двоих детей — державшегося на улице за её руку и ещё не рождённого. Встретив этих троих, Ван Гог не смог пройти мимо: «…Меня так тронула заброшенность и беспомощность этой одинокой матери, что я не стал колебаться. Нельзя же ведь — по крайней мере, с моей точки зрения, — пройти мимо женщины-матери, которая всеми покинута и погибает от нужды»[15]. Винсент и сам жил бедно, но всё же пригласил Христину к себе, накормил, да так и оставил у себя. Теперь ей и детям ничто не угрожало, и она могла отказаться от унизительного и греховного заработка (кстати, Ван Гог звал её сокращённо Син, что по-английски значит «грех»). Правда, самого Винсента этот щедрый жест отбросил за черту бедности, так что Тео, приехавший в гости к уже пополнившемуся новорождённым семейству, пришёл в ужас от условий, в которых оно обитает.

Надо сказать, что Тео долгие годы выступал в роли эдакой прокладки в отношениях Винсента с родителями: те не одобряли практически никакое решение старшего сына, «чёрной овцы», а «белая овечка» Тео, вставая на его сторону, мягко примирял отца и мать с тем, что Винсент бросил учёбу или решил стать художником. Но здесь эта отлаженная система семейных отношений в первый и единственный раз дала сбой. Мало того что Винсент не рассматривал Син как временный проект (накормить, обогреть и отпустить в свободное плавание) — он решил на ней жениться. Не от неугасимой страсти, конечно, а чтобы спасти её и детей, взяв под свою опеку.

Тео выступил категорически против, заявив, что эдак у Винсента физически не хватит энергии, денег, времени для того, чтобы идти по пути художника. Нужно выбирать. С расхожей фразой «художник должен быть голодным» Тео был не согласен, считая, что для того, чтобы творить, нужно прежде удовлетворить базовые потребности. Винсент внял ему и покинул Син, выбрав искусство и одиночество: он больше не пытался ни влюбляться, ни жениться.

Винсент Ван Гог. «Скорбь». 1882 год.

Литография. Музей Ван Гога, Амстердам, Нидерланды

Ван Гог — библиофил. Он много читает и немногим меньше пишет о том, что читает. Это не просто способ провести досуг, это форма видения мира. «Книги, искусство и действительность — для меня одно и то же», — повторяет Винсент. Чтобы было что обсудить с ним, соберите коллекцию современной ему литературы: «Я ощущаю известную пустоту в тех мастерских, где отсутствуют современные книги».

Всем прочим Ван Гог предпочитает русских, французских и английских писателей. Он советует прочитать «русские сказки Толстого», подробно разбирает его же труд «В чём моя вера?», читает Эсхила, видит в южных садах тени Данте, Петрарки и Боккаччо. Сравнивает Мопассана с Золя (особенно хвалит книги «Пьер и Жак» и «Милый друг» (https://qrgo.page.link/N8XD7)), считая их преемниками Флобера и Бальзака («великого и могучего мастера»), а Теккерея называет родственной душой последнего. Из англичан Ван Гог особенно ценит Диккенса и Шекспира (нарекает его «литературным Рембрандтом»).

Ван Гог читает «Страшный год» Гюго, «Госпожу Бовари» Флобера, «У себя дома» Гюисманса, «Госпожу Хризантему» Лоти, «Королей в изгнании» и «Тартарена из Тараскона» Доде (которого сравнивает с Тургеневым), «Братьев Земганно» Гонкуров, «Сезарину» и «Богохульства» Ришпена, «Людей земли» Лемонье.

Кроме художественной литературы, Ван Гог читает и перечитывает Евангелие, любит книги по истории («Французская революция и конституция 1789 года — это Евангелие современности»), «Историю происхождения христианства» Ренана и биографии писателей, композиторов и художников.

Думаю, вопрос, что читать в ближайшие годы, для вас больше не стоит.

Не только Ван Гога назвали в честь рано ушедшего старшего брата. С шестым героем случилось то же самое! А второй герой говорил о Ван Гоге: «Мне чужд его пафос, особенно теперь, но остаётся несомненным: он — гений. Доводя патетическое до патологии, он замахнулся на сам ужас и выразил то, на что все отказывались смотреть».

Меркурий — самая быстрая планета Солнечной системы, поэтому её и назвали в честь быстроногого бога торговли. Один из её кратеров носит моё имя (https://qrgo.page.link/LqCNq), хотя торговать собой за пятьдесят четыре года жизни я так и не научился. Впрочем, вы и сами с этим отлично справляетесь: мои картины продаются за баснословные деньги, обо мне снимают фильмы и пишут книги, вот только именные коктейли почему-то не делают, а жаль. Сейчас мы с вами это исправим.