Итак, нам понадобится немного глины и песка. Вылепите из них стакан, и обязательно с человеческим лицом. Песок здесь особенно важен, он создаёт известные трудности в работе, не позволяя впасть в слащавость. На дно стакана положите мои детские воспоминания о жизни в Перу, залейте их 11 годами банковской службы, покрошите ореол респектабельности, всыпьте ранний и бессмысленный брак, добавьте импрессионизма, приправьте символизмом. Теперь отвезите ваш коктейль в Копенгаген и полгода ругайте его эгоистом и неудачником. Ещё полгода не обращайте на него абсолютно никакого внимания. Для нужной консистенции давайте ещё аккуратненько подмешаем воды Мирового океана пятилетней выдержки, партизанскую войну с колониальными властями, мифы старого Таити и щепотку благоуханной земли. Вот наш коктейль готов! Пригубите его, звонко причмокнув, и… выплесните в лицо вашему собеседнику. Пить эту мерзость всё равно невозможно.

Теперь, когда вы, как и я, переступили черту дозволенного и сыграли против правил цивилизованного общества, пакуйте чемоданы, бросайте свою респектабельную жизнь и плывите на пароходе в Бразилию. Или Панаму. Или на Таити. Только не допускайте моих ошибок — не играйте в возвращение. Не обманывайте себя. Обещаете уехать — так уезжайте, даже если вам кажется, что вы уезжаете на пару лет. Наше прогнившее общество не прощает измен с живой жизнью далёких островов, и если вы всё же пойдёте на поводу у тоски по Родине, вас непременно вытравят обратно. До Таити ведь плыть два месяца. Если вы на Таити, для Парижа вы мертвы. А покойники с того света обычно не возвращаются. Хотя письма и картины от них на Большую землю приходят весьма исправно.

Здесь, на островах, мы с вами в полной власти мифологии. Тут не бывает сумерек. Бог Таароа щёлкает небесным выключателем, и вот уже мир залит светом. Мужское божество Тефатоу владеет Землёй и Солнцем, и под его обжигающим взглядом босоногие дикари, такие как мы с вами, поют песни, плещутся в море, любят друг друга, предаются чудесному ничегонеделанию — а зачем? Еда растёт на деревьях, а дела подождут до завтра. Может быть. Во всяком случае солнце завтра встанет такое же, как и сегодня, — благостное и ясное. А ночью из мира уходит весь свет и власть в свои руки берёт хитрая богиня Луны Хина. Мудрые таитяне прячутся в хижинах и крепко обнимают друг друга. Они знают, что Хина приводит с собой тупапау — духов мёртвых. Должно быть, именно они водят моей кистью по холсту, создавая ни на что не похожие картины. Ночная тишина полная, жалобное журчание воды в скалах, однообразный шум лишь подчёркивает безмолвие.

Мои глаза бездумно смотрят в пространство, расстилающееся передо мною и рождающее у меня ощущение бесконечности, начало которой — я. Я вспоминаю: жили мы в старой Европе так, как будто она была миллионы лет назад, где-то на заре врёмен, когда снедаемый одиночеством Таароа стал Вселенной и населил собственное тело звёздами, планетами, людьми… Где-то на другом конце земного шара есть холодный чёрствый Север. На весах Севера самое большое сердце не перевесит и одной монеты. Я тоже наблюдал за Севером, и самое лучшее, что я там обнаружил, — это отнюдь не мою тёщу, а дичь, которую она прекрасно готовила.

Я жил там как враг народа. Жена не только не последовала за мной, но и так хорошо воспитала детей, что они не знают отца (https://qrgo.page.link/8ofs4). Я никогда не слышал, чтобы на ухо мне шепнули: «Милый папочка». А после моей смерти, если окажется наследство, они явятся. Достаточно! На бессердечном Севере этому врагу народа было хуже, чем чёрту в крестильной купели. И никакая буржуазная мораль не заставила бы меня ради добродетельной респектабельности оставить живопись.

Знаете, нужно очень мало, чтобы женщина пала, а вот для того, чтобы поднять её, надо перевернуть мир. И я перевернул собственный мир и в глухой таитянской деревне встретил свою новую жену, Техуру. Техуру не нужно было поднимать. Она была чиста, как полинезийская Дева Мария. В свои 13 лет она была кладезем народной мудрости, не тронутым проклятой цивилизацией. И в доме моём поселилось счастье. Оно вставало с солнцем — лучистое, подобное ему. Золотистое сияние лица Техуры заливало радостью и светом и нашу хижину, и всю деревню, и весь окружающий нас мир. Она в должное время вступила в мою жизнь. Немного раньше я, может быть, и не понял бы её, немного позже оказалось бы слишком поздно.

Вся моя жизнь — это театр. Я нахожу в ней всё: актёров и декорации, благородное и пошлое, слёзы и смех. Легко поддаваясь чувствам, я из зрителя превращаюсь в актёра. Мне кажется, в ближайшем будущем европейский театр умрёт. Его нельзя спасти. Да театральное искусство только выиграет, освободившись от театра. Никто не поверит, как в дикарском существовании меняются взгляды и какие масштабы приобретает пространство сцены. Ничто не смущает моих суждений, даже чужие суждения. Я смотрю на сцену, когда захочется. Я… Я один… Без принуждения и даже без перчаток.

Там, на сцене моей лихорадочной памяти, наша хижина, Таити, и во власти Хины я, пренебрегая осторожностью, поздно вечером возвращаюсь домой: ведь только безумцы или самоубийцы осмеливаются тревожить ночных духов тупапау. Наверное, я и тот, и другой… Я тихо открываю дверь, лампа не горит, в комнате полнейший мрак. Внезапно меня охватывает тревога, я судорожно лезу в карман за спичкой и в её неверном свете вижу: неподвижная, обнажённая, лёжа ничком на постели, Техура смотрит на меня непомерно расширенными от страха глазами и, кажется, не узнаёт. Да и сам я с минуту стою в странной нерешительности. Страх Техуры заражает меня, её неподвижные зрачки излучают какой-то фосфоресцирующий свет. Никогда ещё я не видел её такой красивой, а главное, никогда её красота не была такой волнующей. Могу ли я с уверенностью сказать, что она видит во мне в этот миг? А что, если моё искажённое тревогой лицо она примет за лик демона или призрак тупапау? А что, если я и есть тупапау — дух прошлого, призрак исчезающего таитянского рая, демон перемен? Лучше всего мне было бы молчать, но молчание, когда хочется говорить, — это насилие. Один Таароа знает, куда я вас заведу, если вы осмелитесь за мной последовать в моей неудержимой погоне за химерами.

7 ИЮНЯ 1848 ГОДА в Париже в разгар революции родился Поль Эжен Анри Гоген.

1849–1855 ГОДЫ Гоген провёл с матерью и сестрой у родственников в Перу (отец скончался по пути туда).

В ДЕКАБРЕ 1865 ГОДА Гоген зачислен матросом на службу в торговый флот, В ЯНВАРЕ 1868 перешёл в военный флот и В АПРЕЛЕ 1871 ГОДА вернулся в Париж с дипломом матроса первого класса. В том же году опекун Гогена Гюстав Ароза устроил его на службу в биржевую компанию Бертена, где он за два года стал одним из ведущих сотрудников и прослыл финансовым гением. Параллельно он начал учиться живописи.

В НАЧАЛЕ 1873 ГОДА Гоген познакомился с датчанкой Мэтте-Софи Гад и вскоре женился на ней. В 1874 ГОДУ родился сын Эмиль, В 1877-М — дочь Алина, В 1879, 1881 и 1883 ГОДАХ — сыновья Кловис, Жан-Рене и Пола.