Многие обратно не возвращались. «Не было чужеземца, — пишет Ибн Сагир, — который, посетив город, не обосновывался бы в нем и не строил бы себе там жилье, будучи прельщен царящим изобилием, праведным поведением имама, его справедливостью по отношению к народу и безопасностью, какою пользовались все жители и их имущество. Вскоре о каждом доме в городе говорили: этот дом принадлежит такому-то из Куфы, этот — такому-то из Басры или из Кайруана; вот мечеть пришедших из Кайруана и их базар; вот мечеть и базар пришельцев из Басры или из Куфы».

В продолжение многих лет об архитектуре Ростемидов судили по развалинам Седраты (близ Уарглы), где укрылись жители Тахерта после взятия их столицы Фатимидами (911 год). Эти развалины свидетельствуют о том, что архитектура Ростемидов сходна с архитектурой Ифрикии, украшения родственны украшениям коптских монастырей, в отдельных элементах чувствуется влияние современных Ростемидам египетских памятников, а возможно, и дворцов Месопотамии. Построенные в городе богато убранные жилища, должно быть, напоминали дома восточных жителей Тахерта, которыми любовался Ибн Сагир.

В 1941 году Ж. Марсэ и А. Дессю-Ламар обследовали место, где был расположен Тахерт, и произвели раскопки. Их работу затруднило то обстоятельство, что с 1835 по 1841 год на месте древней ростемидской столицы располагался двор эмира Абд эль-Кадера и оставил здесь следы своего пребывания.

Тем не менее им определенно удалось найти часть ростемидской стены, большие водохранилища, остатки глиняной посуды и касбу, служившую местопребыванием ростемидских эмиров. В результате своих изысканий они пришли к выводу, что Тахерт был прежде всего хорошо обороняемой крепостью, способной выдержать длительную осаду, и что очень простая архитектура касбы была сродни архитектуре сирийских замков VIII века. С другой стороны, найденные остатки глиняной посуды позволили им утверждать, что гончарное искусство в Тахерте было архаичным и находилось в зачаточном состоянии.

Эти, хотя и отрывочные, археологические данные все же позволяют в какой-то мере доверять словам Ибн Сатира, который упоминает о том, что имам сам с помощью раба покрывал потолок своего дома известью. Правда, впоследствии положение изменилось, и представители Куфы, посетившие Тахерт второй раз, «видели построенные замки и посаженные сады». Эта роскошь, если то была роскошь, была еще очень скромной, судя по развалинам Седраты. Во всяком случае, произведенные изыскания не дают никаких следов настоящей роскоши.

Теократическое правление. Во главе ибадитского государства стоял имам, назначаемый общиной верующих. Он управлял согласно корану и преданию своими подданными, от которых требовалось полное повиновение. Прежде чем уступить воле именитых граждан, Ибн Ростем заставил их во имя бога принять на себя формальное обязательство подчиняться всем его приказам, соответствующим законам справедливости. А если имам нарушит божественную волю, которая должна его вдохновлять, его решения тем самым утратят силу. «Конфликт между имамом и вероучителями, — замечает Ж. Мароэ, — естественно, принимал форму и размах схизмы. Внутренняя история Тахерта в значительной степени является историей схизм, которые ставили власти в затруднительное положение».

Имам должен был вести аскетический образ жизни. Ибн Ростем, занятый заделыванием щелей на своей террасе, сначала закончил работу и только потом слез с лестницы, чтобы принять ибадитских посланцев из Ирака. Он предложил им лепешки с жиром и топленое масло. «В комнате была только подушка, на которой он опал, его сабля и пика, а в другой части дома был привязан его конь». Его презрение к деньгам достигало таких размеров, что он отослал обратно второе посольство, говоря, что его община не столь бедна, чтобы принимать дары. Имам Якуб «никогда не прикасался руками ни к динарам, ни к дирхемам… Если ему требовались деньги, он доставал их из-под седла, куда их клал его управляющий, подталкивая монеты палочкой». Он выпивал, рассказывает тот же Ибн Сагир, стакан молока, «затем в течение трех дней не принимал пищи, не пил и не ездил верхом». Путешествуя, он никогда не принимал угощения от хозяев.

Имам должен был управлять государством, толковать законы, отправлять правосудие, возглавлять молитвенные собрания и взимать десятину, вносившуюся как милостыня. Знать и вероучители шпионили за ним и нередко сурово обличали. Его беспристрастность подвергали испытанию при назначениях на ответственные посты. Негласные встречи между кочевниками и ибадитским начальством приводили, например, к требованиям сместить кади, казначея или начальника полиции. Назначение кади, отправлявшего правосудие, было очень важным делом. Это было лицо, имевшее возможность выступить против имама и наносить удары власть имущим. Видели, как один из них оскорблял своего друга и покровителя, пытавшегося ограничить его независимость; другой бросил свою печать и книги эмиру, сын которого похитил девушку. Поэтому община принимала меры предосторожности, а иногда приглашала должностных лиц даже из Джебель-Нефусы.

В период жатвы сборщики подаяний Ибн Ростема взимали десятину не только с зерновых, но также с овец и верблюдов. После сбора десятины раздавали зерно бедным, затем приступали к продаже овец и верблюдов. После того как имам отсылал наместникам суммы, составлявшие их административный бюджет, на оставшиеся деньги покупали одежду и масло, которые распределялись пропорционально между всеми семьями, причем предпочтение отдавалось беднякам из секты ибадитов. Расходы по управлению производились из сумм, поступавших от подушного налога, хараджа, земельного налога и других доходов. Излишек шел на общественные нужды мусульман.

Имам, как и положено, был искушенным теологом, так как в Тахерте постоянно жили в лихорадочном религиозном пылу. Просвещенные умы, которых привлекал хариджитский радикализм, не страшились борьбы мнений. Они даже проявляли терпимость к инаковерующим. Не доходил ли кое-кто из них на Востоке до того, что ограничивал до крайности свои расхождения с евреями и христианами? В ростемидской столице, по словам Ибн Сагира, среди именитых граждан, окружавших имама Абу Хатима, встречались христиане. Среди них был известный всадник, считавшийся одним из защитников города. Когда эмир Абу Бекр оказался в опасности, христиане немедленно примкнули к Ростемидам. Хариджиты охотно вызывали на спор противников, которых они надеялись обратить в свою веру. Ибадиты и мутазилиты сходились на диспуты в долине Мины. Восточные законоведы, один из которых пользовался большим доверием у народа, не скрывали своего намерения «задержать успехи ибадитов и уничтожить их учение». Споры велись по вопросам догматов, права или грамматики, иногда нося очень мелкий характер. Особенно схоластический характер носил диалог между одним хариджитом и Ибн Сатиром по вопросу о замужестве девушек, не достигших половой зрелости. Авторитет ученых был очень велик. Один из них, «сведущий в юридической науке, теологии, законах, грамматике и языке», получал от своих поклонников в Сиджильмасе десятину. Полемические труды размножались и рукописи коллекционировались. Искушенные в богословских диспутах ибадиты с не меньшим рвением отдавались мирским наукам.

Пуританизм обязывал эту магрибскую