люди в ярких куртках с поднятыми капюшонами. Ее разморило в тепле, и накатила необычайная леность, такая, что ей не хотелось даже встать и поставить на стол пустую чашку, и она продолжала держать ее в руках.

— А может и правда, уволиться и приехать сюда, пожить, оглядеться, — лениво думала Анна Максимовна. — Подать на ВНЖ, как воссоединение с семьей. Буду жить в горах, учить немецкий, хлопотать по дому вместе с Мартой…

Ее мысли прервал звук открывающейся двери. Мужской голос что-то произнес по-немецки.

— Постояльцы вернулись, — подумала Анна Максимовна.

Но тут раздался голос Лизы, она сказала по-русски.

— Иди сюда, пап, поговорить надо.

Анна Максимовна решила обозначить свое присутствие и уже собиралась встать, но следующие слова заставили ее замереть.

— О чем?

— О маме.

— Ну что там такое? — недовольно спросил бывший муж.

— Пап, у нее онкология, — тихо сказала Лиза.

Анна Максимовна похолодела.

— С чего ты взяла?

— Она мне вчера рассказала.

Александр негромко выругался.

— Рак чего?

— Груди. Но она сказала, что у нее ремиссия уже пять лет, что она выздоровела, — торопливо добавила дочь.

— Это неважно, — ответил бывший муж. — Весь наш план коту под хвост.

— Почему?

— Потому. Сегодня ремиссия, завтра рецессия. Нам рабочие руки нужны, а не лежачая онкологическая больная.

— Пап, что ты говоришь такое? — ахнула Лиза.

— Как есть, так и говорю. Сюда ее теперь тянуть не надо.

— Но как она останется одна в России, если заболеет?

— Как все остаются. Продаст квартиру, наймет сиделку. Не знаю. Не сюда же ее тащить. Ну что ты носом захлюпала?

— Нельзя же так.

— А как? Мы ее лечение не потянем. У нас еще кредит не выплачен. Так, всё. Глаза вытри. Возникнет проблема — будем думать. А сейчас все разговоры о переезде прекращаем. Ясно?

— Да, — Лиза всхлипнула.

— Вот и молодец. Это всё, что ты хотела мне сказать?

— Да.

— Хорошо. Я пошел к Густавсу. Опаздываю уже.

Александр открыл дверь, послышался голос Марты, кричавшей по-немецки, кажется она звала Лизу. Девушка что-то ей ответила и вышла из комнаты. Анна Максимовна с трудом поднялась, аккуратно сложила плед, подвинула кресло на место и отправилась к выходу, забыв на столе грязную чашку. Она двигалась с трудом, словно воздух превратился в густую субстанцию, сопротивляющуюся каждому движению.

Медленно, тяжело опираясь на перила, Анна Максимовна поднялась в свою мансардную комнату и улеглась на кровати поверх покрывала. Она смотрела на скошенный деревянный потолок и ощущала себя совершенно раздавленной, у нее даже не было сил заплакать. Все слезы тяжелым комом стояли где-то в горле, не находили выхода, мешали дышать. Голову окутал тяжелый туман, поглотивший мысли, чувства, эмоции, и только где-то далеко-далеко зудела какая-то неприятная мыслишка. Тихая, но назойливая, словно писк комара, она становилась тем явственней, чем дольше Анна Максимовна смотрела на низкий деревянный потолок с круглыми пятнами сучков. И вдруг мысль вырвалась из туманного плена и остро ударила, кольнула прямо в сердце.

— Как в гробу.

И сразу нахлынули воспоминания о детском ужасе, который пятилетняя Аня испытала у бабушки в деревне, когда первый раз в жизни увидела похороны. Хоронили одинокого местного алкоголика. Почему-то больше всего ее напугала деревянная, плохо обструганная крышка гроба, не обтянутая никакой тканью она таращилась на девочку глазами-сучками. И когда крышку подняли и накрыли гроб с покойником, маленькая Аня разревелась, и бабушка поспешила уйти и увести внучку, ругая себя за то, что вообще пошла на эти похороны. Воспоминания о детских слезах словно подтолкнули слезы нынешние, они, наконец, нашли выход, и Анна Максимовна горько расплакалась. Она перевернулась на живот и рыдала в подушку, чтобы ее никто не услышал.

Слезы принесли облегчение и, наплакавшись, Анна Максимовна долго лежала, свернувшись клубочком, и думала о том, что же ей делать дальше.

Утром она заявила, что оставшиеся несколько дней до отлета проведет в Инсбруке, поскольку тут ей уже скучно. Быстро собрав вещи, она со всеми распрощалась, и дочь отвезла ее в город, пообещав приехать проводить перед отлетом.

Но обо всем этом Анна Максимовна рассказывать никому не собиралась. Сергей Николаевич с расспросами не приставал, ему самому было о чем умалчивать. После рассказа о его смерти в другом мире он отправился к кардиологу, и оказалось, что тянущая боль в левом плече вовсе не остеохондроз. И два стента, установленные в коронарных сосудах, стали его маленьким секретом.

За несколько месяцев путешествия между параллельными мирами стали настолько привычны, что Анне Максимовне и Сергею Николаевичу казалось, что так было если и не всегда, то уже очень давно, и стало уже невозможно представить жизнь без портала, без параллельного мира.

Однажды в конце апреля Анна Максимовна, допивая утренний кофе, вдруг спросила:

— Сережа, а ты ничего не чувствуешь, когда проходишь портал?

— А что я должен чувствовать? — спросил он.

Анна Максимовна прищурилась.

— Не темни. Значит ты тоже ощутил это?

— Что — это? Выражайся точнее.

— Сереееж…

Сергей Николаевич вздохнул.

— Если ты имеешь в виду некое ощущение на лице и руках, то — да.

— Словно паутина в осеннем лесу?

Он молча кивнул.

— Что это может быть? — спросила Анна Максимовна, уже догадываясь, что ей ответят.

— Ты сама знаешь, — сказал Сергей Николаевич. — Но боишься произнести.

— Портал начинает закрываться, — прошептала она. — Да?

— Да. Сантехники нашли утечку и заделывают дырочку, — мрачно пошутил он.

— И ничего нельзя сделать?

— Ну, Ань, ну, о чем ты.

— Боже мой, — Анна Максимовна обхватила голову руками. — Всему конец. Так нельзя, так нечестно! Я только начала…

Она умолкла, стараясь справиться со слезами. Сергей Николаевич выпрямился и пристально смотрел на нее.

— Что начала? — мягко спросил он.

Анна Максимовна отмахнулась от него и, не сумев сдержать слез, убежала в ванную комнату. Сергей Николаевич встал у окна, уставившись во двор невидящим взглядом и нервно притоптывая ногой. Когда Анна Максимовна вернулась и, шмыгая носом, стала собирать посуду со стола, он повернулся к ней и сказал:

— Знаешь, есть один способ, ну если не все исправить и вернуть, то хотя бы минимизировать потери.

— Какой?

Она застыла с чашкой в руке, жадно ожидая его ответа в надежде, что он найдет способ обмануть мироздание.

— Аня, выходи за меня замуж, — сказал Сергей Николаевич.

Чашка упала на пол и разбилась.

— Это к счастью, — рассмеялся он. — Хороший знак. Ну как, ты согласна?

Сопротивлялась Анна Максимовна долго, но каждую предъявленную ею причину о невозможности окончательного перехода, Сергей Николаевич парировал своими железобетонными доводами.

Документы? Ты забыла где я работаю? У тебя будут подлинные документы, не сомневайся, от паспорта до трудовой книжки.