темное и большое, наполовину погруженное в воду. Видно было плохо, но оно походило на лежащего человека — вытянутое, веретенообразное. Труп, мелькнула в Лешиной голове обжигающая мысль. Сердце подпрыгнуло, но не столько от страха, сколько от азартного любопытства. Леша представил, как сам вызовет милицию, станет героем двора, тем мальчиком, который нашел труп. Пацаны, которые втолкнули его сюда, умрут от зависти, а он потом всем в классе будет рассказывать, что видел всамделишного мертвеца. Вот тогда он точно вольется в коллектив, про мертвеца в подвале все захотят узнать. Только надо сначала проверить, действительно ли это мертвый человек. Будет очень обидно, если приедут милиционеры, — а там просто мешок с мусором или дохлая собака…

Леша постоял немного на краю настила — в закуток доски проложены не были, и ему предстояло идти по щиколотку в воде. Но соблазн был слишком велик. Леша никогда в жизни не видел покойников, и ему было до ужаса интересно. Он снял ботинки, сунул в них скомканные носки, поставил ботинки на доски и опустил ноги в мутную воду — ничего, тепленькая. Отодвинул обувь подальше от края — вдруг упадут и намокнут, тогда бабушка точно убьет, — и побрел к тому темному, загребая ногами воду.

В закутке было сумрачно, пахло, как из мусоропровода. Да и наполовину погруженная в воду темная груда все больше напоминала кучу мусора. Вода плескалась и хлюпала, выложенное кафелем дно, когда-то бывшее полом, оказалось жутко скользким. Держась за стену, чтобы не упасть, Леша приблизился к своей находке.

Тут темная груда шевельнулась и подняла из воды длинное рыло, измазанное черными хлопьями грязи. На конце рыла мерно смыкалась и размыкалась вертикальная щель рта с острыми желтыми зубами, издавая мерзкий сосущий звук. В очертаниях существа угадывалось что-то дельфинье, но Леше, любившему разглядывать картинки с морской фауной в «Детской энциклопедии», в этом сходстве почудилась скорее злая пародия, перекроившая знакомые формы в нечто противоестественно уродливое. А глаза, отчаянно пискнуло у него внутри, где у этого вообще глаза?!

Леша в ужасе заорал, поскользнулся и упал в воду. Проехал по инерции вперед по скользкому, как мыло, кафелю и, барахтаясь в вонючей взвеси, случайно задел неведомую тварь левой рукой. Ладонь погрузилась в мягкое и склизкое, тварь забулькала, заклекотала, вздыбившись над водой и раздуваясь в пульсирующий пузырь… Леше наконец удалось подняться на ноги, и он побежал — продолжая орать, ничего не видя. Он поскальзывался, падал, разбивал колени и локти, но ничего не чувствовал, вообще ничего, даже страха, и ни о чем не думал, ему просто было жизненно необходимо убраться подальше от этой твари, как угодно, хоть на четвереньках, хоть ползком…

Его привело в чувство дуновение ветра. Свежий, невозможный в этом затхлом подземелье ветер нес запах дождя, мокрого асфальта, сладковатый тленный дух недавно опавших листьев. Леша жадно вдохнул его и остановился, хрипя и сглатывая тягучую слюну. Сильно кололо в правом боку. Тусклый свет редких ламп заливал коридор. Леша стоял на деревянном настиле, а в нескольких метрах от него взбегали вверх, к распахнутой двери, обшарпанные ступени. Возле двери валялся школьный ранец.

Старшим пацанам давно надоело ждать Лешу, и они пошли искать себе другие развлечения. Во дворе стемнело, и казалось, что желтые осенние листья светятся вместе с фонарями. Леша, хромая, поднялся по лестнице, взял ранец и вышел из подвала.

Бабушка его, конечно, убила. Убивала долго: трясла, шлепала, голосила, вертела туда-сюда, несколько раз бегала на кухню, к иконкам в углу, плакала там скороговоркой: «Прости, Господи, прости, Господи», — и снова возвращалась убивать Лешу. Ободранный и мокрый Леша молчал. От бабушки пахло корвалолом. Потом, так и не добившись ответа на вопрос, куда он подевал ботинки, совсем новые ботинки, за которыми она полдня стояла в очереди, бабушка погнала его в ванную:

— Пока не отмоешься — не выпущу!

У них в квартире на всех дверях были задвижки — и изнутри, и снаружи, — а дверь бабушкиной комнаты закрывалась на ключ. Однажды, еще до Леши, бабушку ограбили, вынесли все — и золотые коронки, спрятанные в морозилке, и семейные жемчуга с янтарями, укрытые среди белья. С тех пор бабушка очень боялась воров. А еще задвижки помогали ей воспитывать Лешу: если он, к примеру, плохо ел суп, бабушка могла запереть его на кухне, пока не доест, потому что стыдно не доедать, в войну люди голодали.

Леша покорно зашел в ванную, и бабушка щелкнула задвижкой.

Раздеваясь, Леша заметил, что левая ладонь у него вся в какой-то темной слизи. Он поскорее смыл ее — слизь длинным плевком ушла в сливное отверстие. Кожа на ладони покраснела, а в самом центре, там, где пересекаются линии, появилось шелушащееся пятно с неровными краями. Хорошо, что бабушка не увидела, подумал Леша. Она всегда беспокоилась о его здоровье и очень ругала за всякие болячки.

Леша залез под душ и долго мылся с мылом, тер за ушами и в паху, выковыривал грязь из-под ногтей. А шелушащееся пятно на ладони тер пемзой, пока не стало совсем уж больно, и вроде оттер.

Потом они сидели в бабушкиной комнате, под зеленой настольной лампой. Бабушка щурила влажные, всегда как будто заплаканные глаза за стеклами очков и мазала Лешу йодом. Мазала щедро, несколько раз проводя ваткой по каждой ссадине. Тоненькие волокна ваты цеплялись за обрывки кожи, Леша, стиснув зубы, тихо выл. А бабушка размеренно приговаривала, что он мальчик, пионер, солдат, солдатам нельзя плакать.

— Вот если пулей в тебя на войне попадут, тоже плакать будешь?

— Не попаду-ут, — корчился Леша. — Всех сразу бомбой атомной убьют. Нам в школе говори-или…

— Типун тебе на язык! Кто это нас бомбой убьет, кто? — заморгала бабушка.

Об этом Леша никогда не думал, да и на уроках не уточняли, кто убьет, когда показывали диафильмы про бомбу.

— Дурак. — Бабушка приложила ватку к пузырьку, перевернула его и энергично потрясла.

На следующее утро левая ладонь начала чесаться. Леша посмотрел на нее, и в голове вдруг стало горячо, словно он увидел двойку на листе со своей контрольной или понял, что проспал на целый час. Пятно было на прежнем месте, оно стало больше и подползало к пальцам.

Леша прокрался в ванную и опять долго тер руку мылом и пемзой. А потом, когда бабушка вышла в туалет, встал на колени перед ее иконками в кухонном углу и прошептал, воровато оглядываясь: «Хоть бы не лишай, хоть