Девушка умылась, тщательно расчесала густые, до плеч,волосы, подняла высоко на макушку и скрепила заколкой - Эдику нравится, когдаполностью открыта длинная стройная шея. Слегка подкрасила ресницы - совсемчуть-чуть, чтобы даже догадаться невозможно было, что она делала макияж. Толькоглаза оттенить. Надела красивую шелковую пижаму и направилась на кухню варитькофе, но не удержалась и снова вернулась в спальню. Только на одну минуточку.Только посмотреть на него. Посмотреть, как он спит легким утренним сном, когдауже и будильник, поставленный Любой на семь часов, прозвенел, и солнце сквозь неплотнозадернутые шторы заливает светом как раз ту часть кровати, где находится головаЭдика. Господи, как же она его любит! И его темно-русые волосы, и смешливыесерые глаза, и широкие плечи, и узкие бедра, и длинные ноги. И даже короткиередкие ресницы на верхнем веке. Такие забавные...

Лицо Эдика чуть дрогнуло, с сожалением прощаясь с остаткамисна, глаза открылись.

- Ты чего? - вяло спросил он, увидев стоящую в дверяхЛюбу.

- Ничего. Просто смотрю.

- Зачем?

- Так просто. Смотрю, и все. Радуюсь, что ты у меняесть.

- Не выдумывай.

Он совсем не склонен к романтике и даже не особенноласковый. Но это Люба тоже в нем любит. Только бы он не бросил ее, только бы невлюбился в другую.

- Что ты хочешь на завтрак?

- Как обычно, мюсли с молоком. Что ты каждый разспрашиваешь? Я всегда ем на завтрак одно и то же.

Она не обиделась, Эдик всегда немного грубоват, она ужепривыкла. Пока он брился и принимал душ. Люба сварила кофе, насыпала в глубокуютарелку мюсли из пакета, налила слегка подогретое молоко. Остатки молока ещенемного подержала на огне и залила ими овсяные хлопья с изюмом - ее завтрак.

- Тебе к которому часу на работу? - спросила онаосторожно, понимая, что сейчас может последовать очередной взрыв недовольства:Эдик либо ходил к десяти утра, либо не ходил вообще. Он работал официантом пографику "три через три" три дня работал, три дня отдыхал. Вчера унего был выходной, третий по счету, стало быть, сегодня надо идти в ресторан.

Люба и сама не знала, зачем задала вопрос, имеющийсовершенно очевидный ответ. Наверное, чтобы прервать молчание, котороенеожиданно стало ее тяготить. Как странно! Эдик никогда не был особоразговорчивым, а уж за едой и вовсе предпочитал помалкивать, и Люба всегдапринимала это как должное. Он так устроен, такой уж у него характер. Но теперь,после внезапной и какой-то непонятной поездки в Кемерово, ей все время былотревожно и постоянно хотелось получать доказательства того, что Эдикпо-прежнему принадлежит ей. Ей одной, и больше никому. В качестве подобногодоказательства выступало все, любая мелочь, даже банальный обмен репликами.Даже просто тот факт, что он разговаривает с ней. Девушка понимала, что ведетсебя глупо, но поделать ничего не могла. Это было выше ее сил.

Однако Эдик ее вопрос проигнорировал, продолжая вычерпыватьложкой из тарелки мюсли с молоком. Люба решила повторить попытку завязатьразговор.

- Эдинька, а та женщина, к которой ты ездил...

- Что? - он поднял голову и недовольно посмотрел нанее. - Что женщина? Ты опять? Я же тебе все объяснил! Сколько можно, в концеконцов!

- Не сердись, - торопливо заговорила Люба. - Я толькохотела спросить: тебе нужно будет еще к ней ездить?

- Зачем?

- Ну я не знаю... Опять помочь чем-нибудь, проверить,все ли в порядке.

- Не знаю, может быть, - неопределенно ответил Эдик. -А почему ты спросила?

- Я подумала, может быть, мне есть смысл съездить стобой? Вдвоем всегда проще проблемы решать. И вообще...

-Что-вообще?

- И тебе не скучно будет.

- Мне никогда не бывает скучно, - отрезал он, отодвигаяпустую тарелку.

- А я без тебя тоскую, - призналась девушка. - Когдатебя нет, я сама не своя. Возьмешь меня с собой в следующий раз?

- Не знаю. Там видно будет.

Сердце у Любы тревожно заныло. Неужели ее самые худшиепредположения оказываются правильными? У него в Кемерове женщина. И онсобирается снова к ней ехать. А Любу бросит. Господи, подскажи, научи, дай силысделать так, чтобы этого не случилось!

Работать со следователем Гмырей Настя Каменская любила.Борис Витальевич когда-то сам был оперативником, посему проблемы и трудностисыщицкой жизни знал не понаслышке и относился к ним с пониманием. И никогда неделал кислую мину, если розыскники приносили ему информацию, добытую со всемимыслимыми и немыслимыми нарушениями закона, а садился вместе с ними за стол иначинал придумывать, как бы придать этим сведениям вполне приличный вид.

- Что-то ты подозрительно хорошо выглядишь, - заявилБорис Витальевич, едва Настя переступила порог его кабинета. - Влюбилась, чтоли?

- Никак нет, ваше благородие, - шутливо откликнуласьона. - Просто вы меня давно не видели и успели основательно забыть.

- Ну да, тебя забудешь, как же. Садись, рассказывай.

- Да нет уж, это вы рассказывайте. Вы же в деле ссамого начала, а все, что мне ребята из Сокольников поведали, вы и сами знаете.Ни к сокольнической, ни к какой-либо другой группировке наш убиенный никакогоотношения не имеет, то есть это была не разборка. Что у вас осталось?

- Много чего. Во-первых, то, о чем написали газеты. Ясегодня имел подробную беседу с мадам Вороновой, режиссером сериала, она менякое в чем просветила, но мало в чем убедила. Так что версию убийства с цельюсрыва съемок пока оставляем как первоочередную. Далее у нас по спискуследует... что?

- Шантаж, - быстро подсказала Настя. - Жену сценаристамогли похитить, поскольку она стала свидетелем, а могли и с целью шантажа.Тогда убийство водителя пойдет как устранение помехи к похищению.

- Молодец, - одобрительно кивнул Гмыря. - Цель шантажа?

- Прекращение съемок, например. Или вымогательстводенег. Только у кого?

- Да у Вороновой, у кого же еще. У нее муж - богатыйбизнесмен, у него своя фирма, "Центромедпрепарат" называется. Денег -куры не клюют. Воронова свое кино на эти деньги снимает, между прочим.

Настя не удержалась и присвистнула. Вот это да!

- Богатый муж - это, конечно, здорово, но все равнокак-то смутно... У Вороновой дети есть?

- Двое.

- Тогда проще было похитить ребенка, ради ребенка ужона точно раскошелилась бы. А тут жена сценариста. Десятая вода на киселе.

- Не совсем так, Настасья, - покачал головой Гмыря. -Дети у Вороновой здоровые лбы, в недавнем прошлом - спортсмены, много летсерьезно занимались плаванием. Одному двадцать один год, другому двадцатьвот-вот исполнится. Таких под мышку не схватишь и втихаря не унесешь.