Анаис все еще стояла, окаменев от запоздалого ужаса близкой смерти, когда к ней подошел все тот же проводник, спасший ей жизнь.

— Сеньорина, — говорил он быстро и взолнованно, — вы в порядке? Прошу вас, идете за мной, вам помогут…

Девушка медленно обернулась к нему, в расширенных зрачках все еще отражалось багряное зарево.

— Почему? — Хрипло спросила она. — Кому понадобилось взрывать пассажирский поезд?

«Досадная случайность, — отозвался усталый голос у нее в голове прежде, чем проводник успел что-либо ответить. — Из-за сдвига в расписании состав на Сен-Амьен прошел мост не два часа назад, а перед самым особым составом, перебрасывающим гвардию к границам с Арфатом. Так что та пара бомб, что отправила к небесным дьяволам пару сотен бедных мещан, предназначалась совсем не им».

Виктор говорил медленно, Анаис ощущала его горькую иронию, как свою. Глубоко в груди нарастало глухое, черное отчаяние, колючий терновый ком, плетями обвивающий горло, перехватывающий дыхание. «Если все так ужасно началось, то чего ждать дальше? Не лучше ли все отменить сейчас, пока авантюра не успела далеко зайти?»

Анаис не сразу поняла, что горькая усталая мысль принадлежала не ей.

— Разве вам их не жалко? — выдохнула она в пространство. Проводник тревожно заглядывал ей в лицо, явно решив, что она в шоке. Он подхватил девушку под локоть и повел прочь, туда, где сгрудились остальные выжившие. Он приговаривал, явно пытаясь успокоить и ободрить девушку:

— Сеньорина, мы так вам признательны. Если бы не ваша помощь, не ваши познания в протоколах магической защиты, мы так и не смогли бы выбраться. И не смогли бы отсоединить поврежденную часть состава, чтобы спасти остальных! Вы настоящая героиня, сеньорина…

Но Анаис его не слушала.

«Жалко? Жалеть можно только тех, кого знаешь лично, милая Анаис. Какое мне дело, до безымянной нищеты, ехавшей в третьем классе? Забудьте о них, главное, что вы уцелели».

Анаис начало потряхивать от злости. Она очень ярко представляла себе, что если б не письмо от Особой Канцелярии, ехать и ей в третьем классе, в толпе немытых работяг, едва наскребших на билет. И слишком ясно виделось, что осталось бы от нее самой, будь она среди них. Это Виктору… Это д’Альбре тяжело примерить на себя шкуру бедняка, аристократ же, голубая кровь!

Как из другого мира, подумала Анаис, и ей стало неприятно, что этот мир ее коснулся, что этот человек из другого мира коснулся ее разума. И не только коснулся — влез в ее тело, словно она — не более чем перчатка, сквозь которую не так гадко касаться грязи.

В уголках глаз девушки заблестели мелкие слезы обиды, но она заставила себя не думать об этом. Не думать было легко.

В толпе недовольных пассажиров стало легче. Кто-то причитал, кто-то клял модератов, кто-то пытался оказывать помощь пострадавшим. Анаис чувствовала их облегчение, как свое собственное. Только где-то глубоко зудела неприятная мысль: как же ей успеть в Академию вовремя? Ведь теперь поезд точно не успеет в Сен-Амьен к вечеру.

Экипажу удалось отсоединить поврежденные вагоны, и они остались догорать у моста. В уцелевших вагонах первого класса постарались разместить выживших пассажиров, и шикарные, просторные купе разом стали неотличимы от тесных и забитых под завязку вагонов третьего класса. Аристократы морщили носы, но молчали — в конце концов, не дело злить испуганных горожан, мало ли, вдруг решат, что модераты правы в своем желании уничтожить аристократию и всех уравнять.

Кровати уступили раненным и тем, кто не мог держаться на ногах. Анаис забилась в угол и прижалась к стене, стараясь стать как можно менее приметной. Поезд еле тащился, усталые, посеревшие проводники обещали, что в ближайшем городке всем помогут, но Анаис видела, что не все до обещанной помощи дотянут. От мысли, что придется путешествовать рядом с трупами, становилось тошно. Да и смысла в этом путешествии она уже не видела.

В голове было пусто, ни своих мыслей, ни мыслей Виктора, и за это девушка сейчас была ему благодарна.

Два часа. Они обещали — за два часа поезд доползет до Альвеля, крохотного городка, даже удивительно, что в нем есть железнодорожная станция. Там им помогут: похоронят умерших, вылечат раненных, ублажат оскорбленных аристократов, а бедную Анаис отправят обратно в столицу.

Кажется, с этими мрачными мыслями она и задремала. Снился ей Виктор, злой и усталый, пытавшийся срочно что-то организовать, что-то решить. Он едва успевал отдавать распоряжения своим подчиненным, поддерживал с кем-то ментальную связь и злился, злился, злился. Все шло не так, все рушилось, как карточный домик. Стоило ухватиться за что-то одно, как другой вопрос, лишь на мгновение выпущенный из вида, превращался в огромную проблему. И менталист горбился над столом, тер выбритые виски, глотал тошнотворно горький кофе, и не замечал, как к вкусу пойла примешивается металлический привкус крови.

Распахнув глаза, Анаис схватилась за лицо, провела под носом, но ладонь осталась чистой. Это сон, всего лишь сон, попыталась себя успокоить девушка, хотя и догадывалась, что так неприятно работает магическая связка с менталистом.

За окном серел холодный весенний рассвет. Слегка пошатываясь, Анаис вышла в тамбур и прислонилась лбом к холодному стеклу, равнодушно глядя, как из туманной мглы медленно проступают уродливые коробки цехов и бедняцких халуп вокруг них. Она едва дождалась, когда поезд замедлит ход и остановится на станции, даже не имеющей здания вокзала.

Оказывается, ее встречали. Стоило Анаис спуститься на перрон и оглядеться, нервно сжимая ручки саквояжа, как ее окликнул толстый и немолодой господин, уже почти полностью облысевший, но с такими усами и бакенбардами, что они с лихвой компенсировали недостаток растительности на голове.

— Одетт Нуаре? — он догнал девушку и, взяв ее под руку, пошел рядом, пытаясь отдышаться. — Мадмуазель, мне поручено вас встретить и проводить.

Анаис вскинула на него удивленный взгляд, даже не осознавая, что больше ее удивило: то, что ее все-таки назвали фальшивым именем или давно вышедшее из употребления обращение «мадмуазель». Господин истолковал ее удивление однозначно и добродушно усмехнулся, склонив блестящую лысину:

— Ох, простите старику его старомодность! Все никак не привыкну, что в столице уже давно мода сменилась!

Девушка робко улыбнулась. Мода сменилась еще лет шестьдесят назад, при деде нынешнего короля. По слухам, он так любил свою жену, немыслимой красоты женщину из крошечного, но очень гордого княжества, что позволял ей диктовать при дворе любые правила. И смена общепринятого обращения была лишь одним из немногих привнесенных ею новшеств. Что ж, прижилось. Анаис и подумать не могла, что еще остались люди, использующие старую форму обращения.

К тому же толстый господин совершенно не походил на старика, заставшего еще бабку нынешнего короля.

Господин словно услышал ее недоуменные мысли и прищурился:

— Ох, простите мой промах, совершенно забыл представиться! Альберт ван Госс, менталист на службе Особой Канцелярии Его Королевского Величества, — и посетовал с тем же добродушным видом, — Ох, как тяжело с этими отличительными прическами, на лысой-то голове их не видно!