Она возобновила чтение.

Увы, этим несчастным туземцам еще слишком далеко допрозрения! Они дики, раздеты и проводят почти все время плавая, предаваяськаким-то языческим танцам и украшая себя цветами. Мистеру Грею удалось обратитьнескольких в истинную веру, но это настолько неблагодарный труд, что у них смиссис Грей попросту опускаются руки. Я, конечно, пытаюсь по мере сил ободритьи развеселить их, но мне это не очень-то удается по причине, о которой ты,дорогой Мэтью, легко догадаешься. Разлука такое тяжкое испытание для любящегосердца! Единственное, что облегчает мне эту ношу — твои клятвы и торжественныезаверения в вечной любви и преданности. Мое же сердце навеки отдано тебе,дорогой Мэтью.

Остаюсь твоей возлюбленной

Дазуб Неимет.

Эдвард присвистнул.

— Миссионерша… Так вот кого любил дядя Мэтью! Но почемуони так и не поженились?

— Она, кажется, исколесила весь мир, — заметилаЧармин, — а на всех этих «Богом забытых островах» нет ничего проще, чемзагнуться от желтой лихорадки или чего похуже.

Услышав звуки с трудом скрываемого веселья, они изумленнообернулись и уставились на мисс Марпл.

Мисс Марпл, поглощенная чтением какой-то бумажки, не сразузаметила устремленные на нее вопрошающие взоры. Наконец она спохватилась ипрочла бумажку молодым людям. Источником ее веселья оказался найденный втайнике рецепт. «Печеный окорок с липой. Взять окорок побольше, нашпиговатьчесноком и обложить жженым сахаром. Запекать на медленном огне. На столподавать вместе с мелко порубленными листочками молодой липы».

— Ну, что вы на это скажете? — спросила миссМарпл.

— Я бы такое и в рот не взял, — ответил Эдвард.

— А по-моему, довольно оригинально. Я, собственно,спрашиваю, не наводит ли это вас на определенные мысли?

Лицо Эдварда прояснилось.

— Неужели тайнопись?

Он схватил рецепт.

— Слушай, Чармин, а ведь в самом деле! Зачем кластькулинарный рецепт в потайной ящик?

— Вот именно, — важно кивнула мисс Марпл.

— Знаю! — воскликнула Чармин. — Чтобыпроявить невидимые чернила, бумагу нужно нагреть! Эдвард, включай скорееэлектрокамин!

Подождав, пока молодые люди убедятся, что никакимнагреванием не удастся заставить бумажку обнаружить новые надписи, мисс Марплделикатно кашлянула.

— Мне кажется, вы слишком все усложняете, —проговорила она. — Рецепт, скорее, лишь указание. Главное, думаю, вписьмах.

— В письмах?

— Точнее даже, в конвертах.

— Чармин, смотри! А ведь она права. Конверты старые, аписьма выглядят так, будто их писали совсем недавно! — возбужденновоскликнул Эдвард.

— Совершенно верно, — подтвердила мисс Марпл.

— Это самая настоящая подделка. Бьюсь об заклад, дядяМэтью сам их и написал.

— Точно, — согласилась мисс Марпл.

— Все это розыгрыш, никакой миссионерши не было и впомине. Тогда это, должно быть, шифр…

— Милые дети, ну зачем же все так усложнять? Подумайте,разве это похоже на вашего дядюшку? Ему просто захотелось немного пошутить,только и всего.

Две пары глаз недоуменно, но уже куда с большим довериемобратились на мисс Марпл.

— Что вы имеете в виду? — медленно проговорилаЧармин.

— Только то, милочка, что сейчас вы держите в рукахсвои деньги. Рецепт, милочка! — сжалилась над ней мисс Марпл после тогокак девушка, внимательно осмотрев свои руки, разочарованно поднялаглаза. — Рецепт! Он же выдает все с головой! Отбросьте чеснок, жженыйсахар и самый окорок. И что у вас останется? Липа! Самая обычная липа. Инымисловами, обман и надувательство. Теперь вспомните, что сделал ваш дядя передсмертью. Он похлопал себя по глазу! Вот вам и разгадка!

— Интересно, кто здесь сошел с ума? — осведомиласьЧармин. — Мы или вы?

— Милочка, но вы же должны знать эту поговорку. «Близоклокоть, да не укусишь», только другими словами. Или теперь уже так не говорят?Жаль, хорошая была поговорка… «Видит око, да зуб неймет».

Эдвард шумно втянул воздух и уставился на письмо, котороедержал в руке.

— Дазуб Неймет…

— Именно, мистер Росситер. Как вы только что сказали,этой особы никогда не существовало. Письма написал ваш дядюшка и, подозреваю,немало тем поразвлекся. Как вы уже заметили, они написаны гораздо позже, чемвыпущены конверты, не говоря уже о марках. Та, например, которая сейчас сверху,выпущена в тысяча восемьсот пятьдесят первом году.

Она помолчала и многозначительно повторила:

— В тысяча восемьсот пятьдесят первом. Вам это ничегоне говорит?

— Абсолютно ничего, — признался Эдвард.

— Оно и неудивительно, — заверила его миссМарпл. — Я бы тоже ничего не знала, если бы не мой внучатый племянникЛайонел. Такой милый мальчик! Страстный, знаете ли, филателист. Чего только онне знает о марках! Как-то, помню, рассказывал мне про всякие редкости. Засколько их продают с аукциона и все такое. Например, какая-то двухцентоваямарка тысяча восемьсот пятьдесят первого года выпуска — голубенькая, помнится —ушла чуть не за двадцать пять тысяч долларов. Представляете? Надо думать, иостальные не дешевле. Я так понимаю, ваш дядюшка скупал их через посредников,причем позаботился хорошенько «замести следы», как пишут в рассказах просыщиков.

Эдвард со стоном рухнул на стул и обхватил голову руками.

— Ты что? — испугалась Чармин.

— Господи! Ведь если бы не мисс Марпл… Представляешьсебе картинку? Мы с тобой, как и подобает любящим родственникам, предаем огнюличные письма дядюшки!

— А вот старым шутникам такая картинка почему-то и вголову не приходит, — заметила мисс Марпл. — Помню, дядюшка Генрирешил подарить своей любимой племяннице на Рождество пять фунтов. И что же онсделал? Вложил пятифунтовую бумажку в открытку, заклеил края, да еще и написална обороте: «С сердечными поздравлениями и наилучшими пожеланиями. Боюсь, этовсе, что у меня для тебя нашлось в этом году». Бедняжка, разумеется, страшнообиделась и тут же выбросила открытку в камин. Так что пришлось дядюшке даритьей еще пять фунтов.

Вероятно, именно этот поступок дядюшки Генри и позволилмолодым людям в корне пересмотреть свое к нему отношение.

— Знаете что, мисс Марпл? — задумчиво протянулЭдвард. — Схожу-ка я за шампанским… Большой грех не выпить за такогочеловека!