Как всякий нежно любящий отец, Яков Михайлович старалсяоберегать свое чадо от вредного влияния посторонних собак и безумно ревновалМанечку к ухажерам. Перед Манечкой замаячила перспектива остаться старой девой.В последний год собачий клуб забил тревогу. Якова Михайловича вызвали накомиссию, провели строгую беседу. Был поставлен ультиматум: сейчас или никогдабольше! Появился жених – огромный сенбернар, чемпион породы. Скрепя сердце,Яков Михайлович согласился, в глубине души надеясь, что жених Манечке непонравится и он спустит негодяя с лестницы. Но надежды Якова Михайловича неоправдались, ибо, едва увидев из окна, как жених выходит из шикарной иномарки,Манечка радостно гавкнула, а дальше процесс знакомства и всего прочего прошелкак по маслу. Через некоторое время стало ясно, что Яков Михайлович скоростанет дедушкой. И тут возникли сложности. Как существа глубоко интеллигентные,жена Якова Михайловича и Манечка относились друг к другу весьма корректно дотех пор, пока Манечка не поняла, что она в интересном положении. Тогда онапринялась капризничать, привередничать в еде, а поскольку мужа, который долженбыл бы удовлетворять ее капризы, не было рядом, все трудности достались на долюЯкова Михайловича. Естественно, что терпения жены хватило ненадолго. Кому,например, понравилось бы, если среди ночи, часа в два, когда самый сон и у вас,и у соседей, вдруг раздается жуткий вой, а когда вы вскакиваете в холодномпоту, хватаясь за сердце, ваш муж, вместо того чтобы хорошенько гаркнуть на этузаразу, укладывает ее в спальне буквально на вашу постель, начинает гладить,шептать ласковые слова (ах, нашей девочке приснился кошмар, ах, спи спокойно,моя лапочка!), а вам остается только, будучи притиснутой к стене, сжиматькулаки в бессильной злобе, имея в перспективе бессонную ночь и утреннююразборку с соседями.

В результате Манечкиных сюрпризов отношения между ней иженой Якова Михайловича безнадежно испортились, и Манечка дала понять хозяину,что эта подойдет к ее детям только через ее, Манечкин, труп, а у нее есть зубы,чтобы постоять за себя и за детей. Примерно в таком же духе высказалась и жена.

Якову Михайловичу пришлось оформлять отпуск за свой счет.Сектор вздохнул свободней. Не то, чтобы Якова Михайловича не любили, нет, втом, что не касалось Манечки, он был вполне нормальным человеком, никому немешал заниматься своим делом, а тем, кто хотел работать, даже помогал ценнымисоветами, ведь если у человека смолоду голова светлая, то и к пенсии ум никудане денется. Просто он все-таки здорово достал всех собачьими разговорами ибесчисленными фотографиями. Одна из фотографий, парный портрет размером 18x24,лежала на столе Якова Михайловича под стеклом, и злые языки говорили, что еслизакрыть у Манечки уши, представить лысину и надеть галстук, то будет вообщенепонятно, где Манечка, а где Яков Михайлович. Поэтому все очень обрадовалисьпредстоящим двум неделям отдыха, тем более что заместителем своим ЯковМихайлович оставил Валю Голубева, которому все, кроме его персональногокомпьютера, было до лампочки.

Надежда вошла и удивленно остановилась посреди комнаты. Всекторе было уныло, как на кладбище. Все сидели по своим местам и работали.Стол Якова Михайловича был пуст. Надежда в изумлении еще раз оглядела комнату ивстретилась глазами с Валей Голубевым. Он подмигнул ей и мотнул головой всторону. За столом слева сидел новый сотрудник – довольно-таки плешивый дядечканепонятного возраста и наружности и что-то записывал в толстую конторскуюкнигу. Надежда подошла к Вале и присела на табурет. Валя наклонился к ней ипрошептал:

– Ничего не говори, смотри, что сейчас будет.

На руке у дядечки пискнул электронный будильник. Дядечкавстал, убрал свою книгу в стол, запер ящик на замок, ключ убрал в карман,одернул пиджачок, сказал сам себе: «Обеденное время, можно пообедать,товарищи!» – и вышел. Надежда разинула рот. Валя захохотал.

– Вот, я говорил, что тебе понравится. Это у нас, Надя,такой новый сотрудник теперь. Прислали из соседнего отдела, якобы дляукрепления дисциплины, а бабы наши разузнали, что он просто тупой, дальшенекуда, и начальник тамошний перекрестился, когда от него избавился. Вот теперьон у нас трудовую дисциплину повышает.

К Валиному столу подошла лаборантка Светка.

– Валентин Елистратович, – вообще-то все, даженачальство, звали Валю просто Елистратычем, уж больно диковинное отчество, номолодежи он этого не позволял. – Валентин Елистратович, – нылаСветка, – вы скажите ему, что нам Яков Михайлович разрешает чай пить двараза в день и сам пьет, а то я же не могу, когда он на меня так смотрит, я жеподавиться могу, я уже все тяжелые и режущие предметы подальше в стол убрала, ато я в него чем-нибудь кинуть могу. А третьего дня я сижу, конспектпереписываю, а он подкрался сзади, да как крикнет: «А чем это вы занимаетесь врабочее время?» – ведь это же заикой можно на всю жизнь остаться…

– Светлана, прекрати истерику! – рявкнул Валя, нопотом смущенно хмыкнул. – Ой, девочки, я и сам его боюсь. Вчера стоим вкурилке, обсуждаем последнее распоряжение директора, что электричество будут надва часа отключать для экономии, я и говорю ему: «Пал Палыч, придется вам вашичасы электронные тоже отключать на два часа», – а он посмотрел на люстру,потом на свои часы и говорит: «Мои часы имеют автономный источник питания, отих выключения не будет никакой экономии». Я так растерялся и говорю: «ПалПалыч, я же пошутил». А он мне: «Я очень требовательно отношусь к юмору. Междуюмором и глупостью две большие разницы».

– Да, – протянула Надежда, – что уж тутскажешь. А что он все пишет-то?

Валя оживился.

– А это вопрос особый. Вот как пришел он к нам почтинеделю назад, сразу стал что-то записывать и пишет, и пишет, а тетрадьзапирает, и ключ где-то прячет.

Ну, нехорошо, конечно, но уговорили меня девчонки, подобраля ключ в слесарке, вчера вечером он пораньше ушел, открыли мы ящик, а в тетрадинаписано, ну, например, Голубев В. Е. ушел тогда-то, пришел тогда-то,отсутствовал столько-то минут. И так про каждого, и на каждый день отдельныйсписок.

– Так он что, начальству стучит?

– Да нет, похоже, для себя, для души. Светка вступила вразговор.

– А Зинаида Павловна у экономистов была, так у нихслухи ходят, что когда Яков Михайлович на пенсию уйдет, то этого начальникомпоставят.

Валя присвистнул.

– Ну, я тогда сразу увольняюсь!

– Да, а как у Якова-то. Родила собачка? –спохватилась Надежда.

– Родила четверых, он весь в счастье, имена подбираетна букву «ф». Двоих уже назвал: Фенимор и Филомена. Мы вот думаем, подарокпокупать или не надо? Собака все-таки, не человек.

– Ну, не знаю, по мне, так обойдется. Да, Светик, можномне увольнительные посмотреть, у меня одна где-то гуляет, не у вас ли?

– Ой, да берите что хотите, Надежда Николаевна. Еслиэтого козла начальником сделают, гори оно все синим огнем!