Автобус был набит, как всегда. На повороте Надеждаухитрилась взглянуть на часы. Две минуты до остановки, если не будем стоять наперекрестке, три минуты бегом до проходной. Успеваем впритык. А, наплевать,даже если и опоздаю, все равно с ноябрьским повышением пролетела. С привычнымраздражением она вспомнила последний разговор с начальником: «Вы извините меня,Надежда Николаевна, я сейчас никак не могу рекомендовать вас на повышениеоклада, мы с вами так мало работаем вместе, что я не могу дать точную характеристикувашей трудовой деятельности…» и так далее, не повышая голоса. Зануда!

Толпа выпала из автобуса и рванула вперед. Предъявляяпропуск, Надежда взглянула на табло в проходной: 11 ноября, понедельник, ровно8.15. Праздники кончились.

В лаборатории все как обычно. Полякова выкрасилась в рыжийцвет. Сороковников молчит, в стену смотрит, видно перепил, как всегда, впраздник. Надежда развернула на столе схемы и потянулась к зазвонившемуместному телефону.

– Девочки, у вас все на месте? Что-то ваша Маринаничего не сообщает.

Марина была лаборанткой, в ее обязанности входило каждоеутро звонить в отдел кадров и сообщать, сколько народу по списку присутствуетна работе, сколько отсутствует и по какой причине. Надежда оглянулась. СтолМарины был девственно чист. Похоже, что опять Маринка проспала, если бызаболела, позвонила бы заранее. Ну доиграется девочка!

Она приоткрыла дверь кабинета начальника. Дверь быласимволическая, потому что кабинетом служил отгороженный стеклянной стеной кусоккомнаты.

– Сан Саныч, доброе утро, Марина не звонила? Нужно вотдел кадров сообщить.

Начальник поднял голову. Надежда в который раз удивиласьвозникшему в ней чувству неприязни. Ведь вроде ничего плохого он ей не сделал,но голос, жесты – все раздражает.

– Здравствуйте, Надежда Николаевна, с Мариной яразберусь, а вам вынужден напомнить, что в восемь пятнадцать вы должны быть нев проходной, а на рабочем месте. Странно, что за двадцать лет работы нарежимном предприятии вы не привыкли к дисциплине.

Надежда отвернулась и пожала плечами. Умеет же человекнаживать себе врагов!

Она села за стол и задумалась. Работает новый начальник уних всего несколько месяцев, а уже успел всех против себя настроить. Итребования его вроде бы все справедливые, и в работе соображает, а не толькоценные указания дает, но трудно с ним. Она, Надежда, характер имеет спокойный,независимый, это все признают, звезд с неба не хватает, но по своей должностистаршего инженера любую работу может выполнить, за двадцать лет всему тутнаучилась. И с работы не летит, сломя голову каждый день, как другие, кто помагазинам, кто в садик. Отбегалась, слава Богу. Дочка Алена замужем и самаскоро мамой станет. Так и то у нее с начальником все время конфликты. А другихтак прямо трясет от него. Коллектив женский, мужиков всего трое, да и те нирыба ни мясо. Прежний начальник умел с ними ладить, жаль, что на пенсию ушел. Аэтого назначили неожиданно откуда-то со стороны. В первый же день вездесущаяПолякова принесла все сплетни. Будто бы живет с семьей, но жена умерла два годаназад; обещали ему вроде бы место начальника отдела, но потом взяли какого-тоблатного и помоложе, а этого к нам и сунули. Лет ему под пятьдесят, пускайспокойно до пенсии дорабатывает. Если все так, обидно ему, конечно, вот и придирается.

Опять зазвонил телефон. Вот черт, не отвяжутся теперь изотдела кадров! Она посмотрела за стекло. Начальник разговаривал по городскомутелефону. Вид имеет хмурый, значит, Маринка опять проспала и просит отгул,которых у нее никогда не бывало. Ни в колхозе, ни на овощебазе ее сроду неувидишь.

Скрипнула дверь кабинета. Начальник стоял на пороге какой-тожелтый. Печень у него, что ли? Тогда не ел бы всякую гадость в нашей столовой,а пил бы чай на рабочем месте, как все. Он оперся рукой на Надеждин стол иповернулся лицом ко всем.

– Я сейчас разговаривал с отцом Марины. Она умерла. Уженесколько дней. Из-за праздников мы не знали…

– А когда похороны? – в полной тишине спросилаПолякова.

– Еще не ясно. Там следствие идет.

Он ссутулился и вышел. Все подавленно молчали. Потом мужчиныпотянулись на выход покурить, женщины заахали, запричитали. Начались долгиеразговоры, кто Мариночку последний раз когда видел, да кто о чем с ней говорил,да ах какая молодая, девятнадцать лет всего! Прибегали из соседних комнат, всеначиналось заново. Надежда в этих разговорах не участвовала, закрыласьосциллографом, пытаясь работать.

Марину у них не любили за вызывающий вид, модные тряпки,острый язычок. Та же Полякова вечно шипела: «Скажите, как у нас лаборанткаодевается, с каких это, интересно, денег?»

Марина в ответ не стеснялась высказывать, что она обо всехдумает, а в последний месяц вообще со всеми переругалась, даже с Надеждойсхлестнулась пару раз. А когда в соседнем отделе у конструкторов сапогипродавали, и Маринка их перехватила у Поляковой, они вообще в туалете чуть неподрались.

Работала Марина у них несколько месяцев, образованияникакого, кроме десяти классов, не имела, учиться не собиралась и в дальнейшиесвои планы никого не посвящала.

Надежда прислушалась. Полякова, сделав скорбное выражениелица, разговаривала по телефону, потом после обеда выпросила в профкоме машинуи отбыла к родителям Марины выбирать фотографию для некролога. Пришелначальник, разогнал посторонних. Сотрудники разбрелись по рабочим местам, часатри было тихо, а потом вернулась Полякова и одним духом выложила все, что ейудалось узнать дома у Марины. Родителей расспрашивать она все-такипостеснялась, но удачно застала там милиционера в штатском, который пришелснимать показания. На нетактичное замечание Поляковой, что, мол, в праздникмилиция тоже отдыхает, он строго ответил, что в праздник милиция как разработает, и дел хватает, а самоубийца и подождать может, ей уже все равно.Правда, это он добавил, когда они уже вышли на лестницу. Дальше он рассказал,что нашли тело (он так и выразился) седьмого ноября, днем, в заброшенном домегде-то у Сенной площади. Дом пустили на капремонт, огородили забором, да так иоставили. После демонстрации народ расходился по домам, шли толпой мужики сзавода. Было холодно, мужички согревались весь день то водочкой, то бормотухой,а туалеты, как водится в праздник, закрыты, вот они и полезли через дырку взаборе пописать. А там во дворе как увидали тело (!), так про все позабыли и состраху с воплями бежать пустились. А так как милиции все-таки в праздник наулице много, то их сразу и сцапали, но поскольку к трупу они не приближались,то подержали до приезда опергруппы и отпустили. А врач установил, что девушкаупала не меньше чем с седьмого этажа накануне вечером и, поскольку несчастныйслучай исключили (что ей было делать ночью на крыше заброшенного дома), акошелек, песцовая шапка и золотые сережки были на месте, то начальство, недолго думая, распорядилось считать это самоубийством, пока, до вскрытия. Видно было,что Поляковой доставляет огромное удовольствие произносить эти слова с двойным«р»: трруп, опергрруппа, вскррытие.