– Марина… – проворчал он. – Ишь чего выдумала! Вот я –просто Клим, а не Климентий. Такие имена для господ. А ты – Марьяшка!

Впрочем, он был добродушен и глядел на нее с жалостью. Апотом, когда убедился, что она не дурачит его и ничегошеньки о себе сказать неможет, даже имени отца с матерью и названия родимой деревеньки, Клим вовсепрослезился:

– Эка ты, девонька, горькая!

Mарина рыдала безудержно. До того жутко было ей! Словновытолкнули ее на свет из тьмы, а глаза слепые. Хватается за что-то руками, ноувидеть не может.

Когда она попыталась объяснить свои чувства Климу, он ничегоне понял и посоветовал не забивать голову всяческой безлепицей. Степенный кучерс радостью взял на себя обязанности ее наставника в новой жизни, однако вскореубедился в неблагодарности этой роли. Ведь Марьяшку, оказывается, надо учитьвсему на свете! Пальцы ее не забыли, как плести косу, да и ложку мимо рта онатоже не проносила, но ничего другого не умела: ни, дичась, закрываться рукавомот пристального мужского взгляда, ни молиться, ни к барской ручке подойти споклоном, ни тем паче в ножки поклониться. Отбила все колени, прежде чем Климпохвалил. А спустя малое время он убедился, что Марьяшка вдобавок разучиласьщепать лучину, колоть дрова, топить печь, варить кашу да щи, смазывать барскуюобувку салом…

– Ну, девка, и наплачешься ты! А уж как барин наплачется!Небось проклянет денек, когда над тобою умилосердился! – воскликнул Клим.

И тут же прикусил язык. Но девка так пристала с вопросами,что он буркнул:

– Ну, прилипла, как банный лист!

Почему-то при слове «банный» ее вдруг дрожь пробрала. Вскорестало понятно почему. А также Марина узнала, что обязана неведомому баринужизнью, что кабы не он – болтаться бы ей на дыбе под кнутом, либо давиться врогатках, либо, чего доброго, брести в Сибирь в кандалах с клеймом на лбу.Марьяшка схватилась за голову: половины слов она не понимала. Однако Климговорил и говорил, и постепенно вырисовалась перед ее глазами картинка: она-депошла в баню, а там на нее навалился злодей, коего она убила шайкой. Чужеземныйбарин, заблудившись в метели, на ту баньку набрел – и девку пожалел. Спас отнеминучей кары! Теперь увезет ее в свой заморский дворец, и там она должнабудет служить ему верой и правдою, хотя Клим не представлял, чего наслужиттакая косорукая.

Словом, кое-чему в жизни Марьяшка уже была научена, когдапоявился барин, поэтому она постаралась как можно лучше исполнить все Климовынаставления: и в ноги бухнулась, и ручку поцеловала, и благодарила за милость кней, недостойной… И такая тоска ее взяла, словно делала она что-то чрезвычайносебе противное.

Барин оказался молод и пригож – в точности как говорил Клим.И верно, впрямь был он добрым человеком, ибо тотчас после ее поклонов кликнулкакую-то девку да приказал немедля сделать для Марьяшки баню. При последнемслове ее вновь пробрала дрожь, но ослушаться она не посмела, покорно побрела вщелястый чуланчик, где приготовлена была горячая вода. Побрела с надеждойугодить барину и наконец-то увидеть загадочную шайку, которой… Однако даны былией большие медные тазы, в коих Марьяшка и плескалась: сперва со страхом, апотом с восторгом. Верно, в былой жизни своей она сему занятию предаваласьчастенько! Совсем другим человеком ощущала теперь себя, а когда вытерлась,заплела косу и переоделась в новую справу, купленную добрым барином, заметила,что и прочим по нраву ее новый облик. Клим взглянул с изумленным одобрением, абарин… Барин отвел глаза и кивнул, после чего сказал, что устал и пора спать, аМарьяшка с ужасом обнаружила, что едва понимает его слова.

– Ничего, привыкнешь! – утешил Клим, когда барин удалился. –Я же вот привык, а спервоначалу тоже был как глухой. Ты, первое дело, во всемему угождай. И не забудь, девка… Ночь – она и есть ночь. Ну а день – он и естьдень. И что бы там промеж вас ночью ни было, шибко не заносись. Днем свое местопомни, будь тише воды, ниже травы, по одной половице ходи. А то потешит сдевкой барин удаль молодецкую, она и возомнит о себе. Только барин-то глядь – идругую к себе позвал, а первой дал печатный пряник. Вот и вся любовь! Видал ятаких… горько им. Но поведешь себя с умом, небось и выгоды добудешь. Барин добрый,ласковый, при таком живи да радуйся!

Клим испуганно смолк: барин в шелковом халате, со свечой вруке проследовал в опочивальню и оставил дверь приоткрытой.

– Ну, иди, иди! – подтолкнул девушку Клим.

– Да ты что? – испугалась она. – Я же ему спать помешаю!

– Твое счастье, коли так, – сурово изрек Клим и подтолкнулМарьяшку с такой силой, что она влетела в приотворенную дверь и едва неударилась в барина, стоящего возле пышной постели.

Тот глубоко вздохнул, увидев девушку, а у нее отнялосьдыхание. Он глядел своими светлыми, мерцающими глазами так странно, такпристально… Наверное, следовало бы заслониться рукавом, но Марьяшка толькообреченно склонила голову, когда барин приблизился. А он распахнул халат иприльнул к ней. Марьяшка на миг испугалась, ощутив его горячую наготу, а потомвсе исчезло для нее, кроме одного желания: все ближе и теснее прижиматься к еготелу.

Барин не стал ждать, пока она разберется с поясками: задралрубаху да сарафан, а потом чуть приподнял. Голова у Марьяшки закружилась, и,чтобы удержаться, она оплела спину барина руками и ногами. Тут же онавскрикнула изумленно, ощутив в себе горячую, тугую плоть, отпрянула – но бариндержал крепко и вновь прижал ее к себе… Одна мысль промелькнула в тот миг – кего телу она прижимается не впервые…

В Митаве они простились с Климом. Здесь были границы страны;вдобавок лошади устали тянуть сани по раскисшей смеси снега с песком. Клим,помнится, рассказывал Марьяшке, сколько снегу навалило в ту ночь, когда онасовершила убийство. Однако для девушки его слова – что пустой звук: онапо-прежнему ничего не помнила о былом. Из новых Климовых уроков она усвоилапрочно лишь один: научилась просыпаться прежде барина и исчезать из его постелидо рассвета.

– И думать не моги, чтоб он тебя увидал рядом поутру, –наказывал Клим. – Такое для жены аль желанной сударушки. Ты же, хоть девка иладная да пригожая, а все же оторва последняя, прости господи. Ну за чтоприкончила того бедолагу? Убыло б от тебя разве? Зато жила бы сейчас дома.

Еще Клим твердил, что днем надо держаться с барином скромно,не глазеть на него. И вечером не соваться к нему, пока знака не подаст.