Он зашагал к морю, увязая в песке. Десмонд неуклюжепоследовал за ним, даже не оглянувшись посмотреть, следует ли за ним егозлополучное имущество. Разумеется, следует! Куда ж ей еще деваться? Да, и емуот нее теперь уже не избавиться…

Там, на берегу незамерзающей Басурманки, увидев до смертиперепуганного Олега и почти плачущего от отчаяния Клима, Десмонд испытал приливтакого облегчения, что ему показалось, будто и не было никакой баньки, одинлишь морок метельный, шутки нечистой силы, которая накануне Рождества буйствуетнеудержимо. Однако зоркий глаз Олега сразу приметил неладное, а потому послепервых объятий, перемежавшихся с крепкими проклятиями, он с тревогой спросил:

– Что с тобой? Где был ты и что делал? Вид у тебя такой,словно нечистое содеял! Успокойся и не дрожи. Э, да ты замерз! А где тулуп?

Десмонд скрипнул зубами. Тулуп остался в баньке, а рядом сним… Конечно, можно было отовраться. Однако воспоминание о крике, полном ужаса,о черных от страха глазах помешало Десмонду солгать. Торопливо он выложил все,что с ним случилось нынче ночью, и ощутил облегчение, словно сбросил частьноши.

Против ожидания Олег не ужаснулся, а только удивилсябезмерно.

– Суров твой нрав, и на расправу ты прыток, – пробормоталОлег, недоверчиво разглядывая своего родственника. – И что же теперь делатьбудем?

– Там мой тулуп, – вздохнул Десмонд. – Если полиция начнетискать…

– Милый, ты забыл, где находишься? – похлопал его по плечуОлег. – Ну какая тут полиция? К тому же убитый явно крепостной.

– А если твой кучер проговорится: мол, я заблудился где-тотут в то время, когда приключилось убийство? И кто-нибудь свяжет концы сконцами?

– Россия, брат, тебе не Англия, – ласково, будтонесмышленому ребенку, сказал Олег. – У нас закон – царская да господская воля.Даже если Клим спьяну скажет, что видел, как ты мужика пристукнул, то противего слова будет мое, слово дворянина, а оно вдесятеро стоит.

В словах Олега было столько уверенности, что Десмонд понял:бояться ему нечего. Можно было уезжать. Олег, ободряюще похлопав его по плечу,двинулся к возку. Десмонд поплелся за ним, то и дело оглядываясь. Вдругпредставилось, как она очнется… Решит, что любовник ей привиделся, а тот, ктоваляется рядом, взял ее силой. А в отместку она его…

Олег оглянулся. Усмехнулся:

– Девку жалко? Ну, грехом с нею спознался, грехом ирасстался.

– Она ведь подумает, что сама того негодяя прикончила, –убитым голосом сказал Десмонд.

– Ничего, он получил за дело, – бодрясь отозвался Олег. –Надо надеяться, очнется девка скоро, и у нее хватит ума убежать да язык зазубами держать, что бы она ни подумала. Небось спишут на какого-нибудь лихогочеловека. Мало ли их по лесам здешним бродит! Скажи, Клим, – обернулся он ккучеру, – мы на чьих землях сейчас?

Клим напряженно растянул губы в улыбке, и Олег расхохотался,сообразив, что, забывшись, продолжал говорить по-английски. Повторил вопрос – иДесмонд увидел, как вдруг помрачнело лицо неунывающего кузена.

– Что такое? Ну, что он тебе сказал?

– Да так, пустое! – отмахнулся Олег и полез в возок.

– Что тебе кучер сказал? – резко повторил вопрос Десмонд и,увидев, как вильнули в сторону глаза кузена, пригрозил: – Клянусь, непереведешь его слова – с места не сойду, пока не узнаю, в чем дело!

– Никакого дела и нет, – пожал плечами Олег. – Просто Климсказал, что земли бахметевские, а я Бахметевых на дух не переношу.

– За что ты их не переносишь? – не унимался Десмонд.

– Ну, сам граф Бахметев, покойный, был человек отменныхкачеств, о нем никто никогда слова недоброго не сказал. Но сейчас здесь всемзаправляет его младший брат, а он в семье – паршивая овца. Имение-тоунаследовала дочь Бахметева, но в права через какое-то время вступит. Такзнаешь, что говорят по соседству? Мол, не доживет Марина Дмитриевна до тоговозрасту, непременно ее дядюшка изведет, чтобы самому заграбастать наследство.Всем известно, в каком черном теле он племянницу держит. Девка на выданье,однако ж на балы или в гости ее не вывозят, и сам барин у себя никого непринимает. Скуп, как… – Олег махнул рукой. – И слухи идут по губернии о егобесчинствах над крепостными. Женат он на самом уродливом создании в мире, да исам жуткий урод. Женщин и девок запирает в свой гарем. А прислуживает емулюбимчик его, палач домашний, Герасим.

– Герасим? – задумчиво повторил Десмонд. – А не знает лиКлим, каков он собою? Не таков ли – кряжистый, широкоплечий, руки чуть не доземли висят, черная борода и маленькая голова? Ну-ка, расспроси кучера.

Олег послушался – и через несколько слов всплеснул руками:

– Ну истинный портрет! Именно таков и есть Герасим, как тыописал.

– Значит, его я и убил… – медленно проговорил Десмонд.

Огромная тяжесть налегла ему на сердце. Нет, не призракубитого явился ему – судя по всему, тот был негодяй отъявленный, смерть коегобудет для его жертв радостью. Но… кого сочтут убийцею, вот в чем вопрос!

– Да не тревожься ты так, – Олег заглянул кузену в лицо. –Может, успеет она убежать, прежде чем их с Герасимом обнаружат.

– А что проку? – в отчаянии воскликнул Десмонд. – Ты незнаешь женщин? Кто из них сможет держать язык за зубами? Она непременнопроболтается какой-нибудь подружке, та – другой подружке… Ей же смерть грозит!

– Эка ты напридумывал страстей! – пожал плечами Олег. –Главное, чтоб очнулась девка вовремя, а уж там, чай, сообразит язык прикусить.

Десмонд нервно схватил ком снега, растер им лицо. Снег мигомобратился в воду. Да и сердце его горело, ныло от непонятной тревоги. Хотя… Нучто ему в той незнакомке? Губы у нее были сладкими, как вишни… Ну и что?

– В обмороке она глубоком! – вскричал Десмонд, обращая наОлега столь сердитый взгляд, словно тот был виновен в случившемся. – Я виделтакое, знаю – сутки пребывать в нем можно, а то и больше. Нет, найдут их рядом,и ее обвинят в убийстве. Эх, если б увезти ее, спрятать… – Он с мольбой сжалруку Олега. – Позволь забрать ее в Чердынцево. Я в долгу не останусь!

Лицо Олега вспыхнуло было оживлением, да тут же и погасло.