Десмонд осторожно шагнул вперед, отлепил от стола огарочек исклонился над недвижимым мужчиной. И отпрянул, узрев вытаращенные застывшиеглаза, рот, ощеренный в застывшей ухмылке. Десмонд схватил лежащего за грудки,тряхнул… и понял: его внезапный соперник мертв.

Он не помнил, как очутился на дворе. Прошло, наверное,какое-то время, прежде чем студеные объятия метели вернули утраченноесоображение. Ох, бурная выдалась нынче рождественская ночь! Обесчещеннаядевушка, убитый… Десмонд скомкал в пригоршне снег, прижал к левому виску, вкотором резко пульсировала боль. Сразу стало легче, в голове прояснилось. Надопоскорее отыскать Олега, возок, быстрых коней, которые унесут его прочь отсюда.Десмонду случалось проливать чужую кровь, но одно дело – встать с врагом лицомк лицу, и совсем другое – прикончить кого-то из-за угла.

Правда, он защищал девушку, честь прекрасной дамы, если такможно выразиться… Странствующий рыцарь, защитник угнетенных! Сэр Ланселот!Пустое дело: гордиться сэру Десмонду совершенно нечем. Нет, скорее прочьотсюда! Но куда идти? И тут же он ахнул, увидев огненный промельк впереди, забелой завесой метели. Нелепая мысль, что демоны преисподней несутся в адскихвихрях за его грешной душой, пришла, но тут же была унесена порывом ветра. Даникакие не адские вихри, искры летят из печной трубы!

Одно из двух: или где-то рядом изба, или… Сердце Десмондарадостно забилось… или Олег догадался растопить сильный огонь в печи,обогревающей возок. Опьяненный радостью, вмиг забывший обо всем на свете,Десмонд ринулся на сверкающий «маяк». Но не пробежал и двадцати шагов, как сдвух сторон в него вцепились чьи-то руки, и два голоса (один, отрочески звонкийи счастливый, – Олега, другой, надтреснутый от страха, – кучера) завопилихором:

– Нашелся! Живой! Слава те, господи!

Вот уж воистину…

– Я говорю вам, сэр, что человек, подобный вам, никогда неступит на палубу моего корабля!

– А я говорю, сэр, что уплатил за сие путешествиепреизрядные деньги, и вы не вправе лишить меня моей каюты!

– Ваши деньги… Вы, мистер рабовладелец, можете получить ихназад, дайте только мне время сходить за ними в каюту! – И капитан сделалдвижение повернуться.

– Послушайте, сэр! – воззвал Десмонд в отчаянии. – Вы неможете так поступить со мной! Ну что я такого совершил? Я был в стране, гдезаконы совсем иные, чем у нас, и принужден был жить по ее законам. Вы быликогда-нибудь в России?

Капитан всем своим молодым, гладко выбритым лицом показал,что сама мысль о такой возможности приводит его в содрогание.

– Тогда как же вы можете судить? Это дикая азиатская страна,совершенный Восток, где обычаи – истинные деспоты. Например, русскоегостеприимство! Ежели хозяин угостит тебя вином и ты не пьешь до дна, тебямогут вызвать на дуэль, ибо хозяин сочтет себя оскорбленным. Ежели за обедомоставляешь какое-нибудь блюдо нетронутым, хозяин вызывает повара – и на твоихглазах способен отрубить ему голову: по его мнению, гость оскорблен дурнымкачеством пищи!

В светлых глазах капитана появилось мечтательное выражение.Он оглянулся на корабль и пробормотал:

– Сей обычай я полагаю вполне разумным и совсем не прочьввести его в обиход!

Десмонд деликатно сдержал улыбку и поспешил закрепитьзавоеванные позиции, на шаг придвинувшись к берегу. Однако маневр его былтотчас пресечен капитаном:

– В прошлом году я совершал рейс к берегам Испании, и тамнекий господин, один из дикой американской нации, предложил мне баснословныеденьги, ежели я соглашусь загрузить трюмы африканскими рабами. Надо лиговорить, как я поступил?

Десмонд поджал губы, потому что его так и подмывалоответить, что он не вполне дурак. Перед ним было достаточно побитое штормамисудно для каботажного плавания, и даже переход из Кале в Дувр был для неготяжеловат. Ну можно ли представить сей корабль посреди океана, по пути изАфрики в Новую Англию? Да никогда в жизни!

Разумеется, он смолчал и даже нашел в себе силы сокрушеннопокачать головой. Капитан мог воспринять жест как выражение сочувствия, ноДесмонд был сокрушен искренне. Дело его, кажется, безнадежно зашло в тупик. Неужтопридется возвращаться в трактир, снова снимать комнаты для ночлега, сноватерпеть двусмысленность, вдобавок каждую минуту ожидая окрика за спиной:

– Месье Рене (или Этьен, Оливье, Дени)? Какая неожиданнаявстреча!

Под этими именами Десмонд жил во Франции. И он отнюдь необольщался расхожим мнением о том, что французы легкомысленны и созданы лишьдля романов и романсов. Можно не сомневаться: повстречай он кого-то из тех,кому встал поперек дороги, спасая сторонников несчастного Людовика XVII, у французовхватит ума схватить его и отправить в Париж, где гильотина по нему плачет ужеболее года. Нет, надо немедленно убираться из Кале! Здесь его жизнь внепрестанной опасности.

Сказать, что ли, это капитану? Нет, противнику деспотиипринципы дороже всего на свете! Стоп… а нельзя ли сыграть на его принципах?

Капитан тем временем, наскучив их беседою, сделал движение кшлюпке, куда уже погрузились остальные пассажиры и теперь выражали явноенетерпение.

– Вы бесчеловечны, сударь, – произнес Десмонд тихо, но так,чтобы капитан его услышал. – Причем прежде всего к той несчастной, положениемкоторой так возмущены. А ведь я показывал вам ее бумаги. Показывал дарственную!Она – подарок мне от одного моего русского друга, понятно вам? Вообразите, чтосделал бы баснословно богатый дикарь, вздумай я сказать, мол, не надобно мнеего даров, поскольку в Англии рабство презираемо и ненавидимо всеми порядочнымилюдьми. Он и не понял бы ничего, кроме того, что девушка мне не нравится.Конечно, он стал моим вековечным врагом, но мне плевать, я не собираюсьвозвращаться в Россию. Но участь девушки… – Десмонд изо всех сил изобразилужас, мысленно извиняясь перед кузеном Чердынцевым, который являлся прообразомописываемого им варвара, ведь именно Олег писал дарственную на внезапнообретенную Десмондову собственность. – Он же немедленно отрубил бы ей голову!Или затравил собаками в моем присутствии. Поверьте, сударь, – добавил Десмондсухо, – я не меньше вас ненавижу рабство, но не видел иного способа спастинесчастную.

Капитан был молод и не умел владеть своим лицом – после словДесмонда на нем проступили ужас, жалость, растерянность. Последний доводподействовал на капитана. Лицо его просветлело.

– Бог вам судья, сэр, – проговорил простодушный «морскойволк» в свойственной ему возвышенной тональности. – Eсли речь идет о спасениижизни, то… Прошу в шлюпку.