– И чего там смотреть? – завелсябратец. – Одни развалины. Да я лучше любого экскурсовода расскажу об этихцерквях.

И он трубно засмеялся. Мы с Наташкойпереглянулись. Не существовало области, в которой Лева не был бы, по егословам, знатоком.

– И я не хочу ехать, определенноукачает, – вставила подошедшая Соня.

– Ну расскажи, расскажи, как блюешь вмашине, – рассердился Левка.

Я в который раз удивилась Сонькиномудолготерпению.

– Все-таки очень хочется посмотреть наСуздаль, – гнула свое Катя.

– Ой, да замолчи, сказал, непоеду, – взорвался старший брат.

– Никак не пойму, о чем спорите, –поинтересовалась Оля, – пусть Гена и Катя едут, а Лева с Соней остаются вМоскве. Совсем не обязательно везде вместе бегать.

Такую замечательную мысль встретили свосторгом, и Катька побежала одеваться. Минут через пять она смущенно зашла комне в комнату.

– Дашенька, не одолжишь колготки? Сталаодеваться и зацепила.

Я с радостью вынула из шкафа новую пару, иКатюша тут же принялась ее натягивать. Она подняла юбку, и я увидела на животедлинный шрам.

– Катька! Что это у тебя на брюшке?

Женщина замялась, потом проговорила:

– Представляешь, года два тому назадобнаружили миому. Конечно, опухоль доброкачественная, но все равно сделалиполостную операцию, выпотрошили, как курицу. Потом пришлось почти годвосстанавливаться. Шрам, конечно, остался, приходится на пляж надевать толькозакрытый купальник.

– Болит?

– Нет, просто некрасиво выглядит, ну и,конечно, тут же климакс начался – приливы и все остальное. Но сейчас все давнопозади.

И она одернула вельветовую юбку.

В доме временно наступила тишина. Наташкавместе с одной частью Арцеуловых уехала в бюро путешествий. Старший брат сженой двинулись в ГУМ. Аркашка работал, Маня готовила доклад в Ветеринарнойакадемии, Оля и Ленка гуляли с близнецами. Как хорошо дома одной! Тихо.Наслаждаясь покоем, я растянулась на диване, в руках – любимый роман АгатыКристи, на столике сигаретка и чашка кофе. Прибежали собаки. Банди тут жевспрыгнул на диван, я погладила его крепкую шелковую спинку и почувствовала,как слипаются глаза. Сладкий сон закрыл веки. Но тут пришла Клеопатра.

Сначала кошка старательно топталась у меня наживоте. Потом принялась тереться мордочкой о подбородок. Увидев, что хозяйкапродолжает дремать, Клепа прижала холодный мокрый нос к моему уху. Вибриссыужасно щекотали лицо. Кошка упорно вертела носом. Затем, понимая, что хозяйкане встает, она вытянула лапу, поставила ее мне на лицо и слегка выпустилакогти. Клеопатра была целеустремленной и всегда добивалась своего. Сейчас онажелала «Вискас».

Я приняла вертикальное положение и посмотрелана мучительницу.

– Ну и свинья ты, Клепа, придетсявставать кормить.

Тут затрещал домофон. Да, отдохнуть неудастся. Это приехала с очередным заданием по французскому Ева. Девочкавыглядела оживленной и счастливой.

– Вилли и Дилли просто прелесть. Целыйдень едят, потом спят так смешно на спине, растопырив лапки. Такие хорошенькие.

– Мама не очень ругается?

Ева захихикала.

– А ее нет.

– Как нет?

– Папа утром отвез маму в клинику нервныхболезней, говорит, что у нее невроз и его следует лечить. К тому же для Юрыпозвали няню. Ой, они так ругались, когда от вас приехали, – поведалбесхитростный ребенок, – орали на всю квартиру. Правда, папа только шипел,ну а мама просто визжала, а потом плакать стала!

То, что Резниченко оказалась в больнице,казалось, радовало дочь.

– Надо съездить навестить ее, знаешьадрес?

– Адреса не знаю, но помню название.

Мы сделали задание, попытались разобраться вглаголах. Ева прилежно старалась вникнуть в тайны спряжений, когда телефонныйзвонок оторвал нас от работы. Пожилой женский голос попросил Еву. Девочкасхватила трубку и сказала:

– Прости, Серафима Ивановна, задержалась.Не волнуйся, сейчас поеду домой.

– Кто это? – удивилась я. –Вроде ты никому не хотела рассказывать о занятиях.

– Серафима Ивановна, няня. Она безумностарая, еще папу нянчила. А теперь, когда мама в больнице, отец пригласил ееприглядеть за Юрой. Серафима Ивановна уже больше не работает, но папу обожает,поэтому и согласилась. Жить у нас она отказывается, ездит к себе в Ясенево. Этодалеко, вот я и должна пораньше приехать домой, чтобы отпустить СерафимуИвановну. Юра такой капризный, ни за что не останется с Людой, будет орать какзаведенный. Да вы не волнуйтесь, няне можно доверить любой секрет. К тому жеона терпеть не может маму и ничего ей не расскажет.

На следующее утро, купив красивую орхидею, яотправилась навестить Нелли. Многое в ее поведении казалось странным.

Конечно, фотография не из самых красивых, но ине ужасна. Лицо девушки вполне узнаваемо, и оно не обезображено. Что же такнапугало Резниченко, из-за чего женщина лишилась рассудка? И потом, явная злобапо отношению к Еве, по-моему, мать просто бьет ребенка. Интересно, догадываетсяоб этом Владимир?

Клиника располагалась в тихом уголке. Большойпарк со старыми деревьями, которые летом, наверное, полностью укрывали зданиеот любопытных взглядов. Но сейчас, зимой, трехэтажный дом был виден как наладони. Почти все окна второго и третьего этажей забраны решетками, в воротахстояли два охранника. Они долго придирчиво расспрашивали о цели визита, одинсвязался с лечащим врачом.

«Ну и порядки, – подумалось мне, –как в тюрьме».

Наконец разрешение было получено, воротараспахнулись, и я въехала во двор.

В холле тихо сидело несколько человек, скореевсего родственники. Я подошла к справочному окошку.

– Где найти Нелли Резниченко?

– По какому вопросу? – прокаркалтучный лысый мужчина.

Ничего себе заявление для больницы!

– Хочу навестить, передать цветы.

– Не положено, только родственникам.

– Я ее сестра.

– Фамилия, имя, год рождения?

Боже мой, где-то я уже слышала подобныевопросы!

– Дарья Васильева.

Бдительный страж подал пропуск, не забывотметить время входа: 12.10.