– Верно, – согласился Дэвид. – Малейший намек на безумие впьесе – и актер пускается во все тяжкие! То же и с неожиданной смертью. Ну неможет он просто так взять и упасть замертво. Стонет, пошатывается, вращаетглазами, хватается за сердце – разыгрывает целую сцену. Кстати, о сценах: каквам исполнение Макбета Филдингом? Невероятно противоречивые оценки критики.

– Блестяще играет, – сказала Гермия. – Сцена с врачевателем,после того как он ходит во сне... «Неужто не поможешь ты утратившему разум?» Онвыявил то, что мне никогда не приходило в голову, ведь это приказ врачевателюубить жену. И ясно, что жену он любит. Филдинг раскрыл борьбу между страхом илюбовью в душе своего героя. А реплика: «И после – суждено тебе погибнуть» –поразила меня до глубины души. Как никогда.

– Шекспира ожидали бы некоторые сюрпризы, доведись емуувидеть, как играют его пьесы нынче, – иронически заметил я.

– На мой взгляд, нынешние режиссеры немало потрудились,искореняя истинный дух его творчества.

– Обычное удивление автора от трактовки его пьесыпостановщиком, – тихо проговорила Гермия.

– А Шекспира вроде написал какой-то Бэкон?[16] –осведомилась Вьюнок.

– Эта теория давно устарела, – добродушно ответил Дэвид. – Ачто, кстати, известно тебе о Бэконе?

– Он изобрел порох, – победоносно возвестила его подружка.

Дэвид посмотрел на нас с Гермией.

– Вам ясно, почему я люблю эту девушку? – спросил он. – Еепознания так оригинальны. Не Роджер[17], любовь моя, а Фрэнсис.

– Любопытно, что Филдинг играет и Третьего Убийцу.Кто-нибудь до него играл?

– Кажется, да, – сказал Дэвид. – Как в ту пору было удобно –приглашаешь, если требует дело, первого попавшегося убийцу. Вот бы сейчас так!

– И сейчас такое бывает, – возразила Гермия. – Гангстеры.Киллеры, или как их там еще называют. Чикаго и тому подобное.

– Верно, – согласился Дэвид. – Но я имел в виду негангстеров, рэкетиров или баронов преступного мира, а простых, обычных людей,которым нужно избавиться от кого-то нежелательного. Деловой соперник, скажем;или тетушка Эмили – так богата и чересчур зажилась на этом свете. Илимуж-простофиля под ногами путается. Воображаете, как просто – звоните в«Хэрродс»[18] и заказываете: «Пришлите, пожалуйста, двух убийц поопытнее».

Мы все снова рассмеялись.

– А разве нельзя каким-то образом подстроить убийство? –спросила Вьюнок.

Мы повернулись к ней.

– Что ты имеешь в виду, Вьюночек? – поинтересовался Дэвид.

– Ну, в общем, кто захочет, может это устроить... Ну,простые, обыкновенные люди вроде нас, как ты говоришь. Только, кажется, этоочень дорого.

В больших синих глазах была непритворная наивность, губыполуоткрыты.

– О чем ты? – Дэвид с любопытством взглянул на нее.

Вьюнок заметно растерялась:

– Ах, ну... я напутала. Я имела в виду белого коня. И всетакое.

– Белого коня? Какого еще белого коня?

Вьюнок покраснела и опустила взор:

– Наверное, я наболтала глупостей. Просто при мне об этомговорили, а я не так поняла.

– Отведай-ка лучше этой дивной шарлотки, – ласково предложилДэвид.

В жизни иногда случаются престранные вещи – услышишьнеожиданно что-нибудь, и вдруг через день снова тебе кто-то говорит то жесамое. Со мной такое произошло на следующее утро.

У меня зазвонил телефон, и я снял трубку. Послышалсясудорожный вздох, затем прерывающийся голос произнес с вызовом:

– Я подумала об этом, и я приеду.

Я сделал бесплодную попытку разобраться, в чем дело, и,надеясь выиграть время, спросил:

– Прекрасно, но с кем имею... э-э... честь?

– В конце концов, – продолжал голос, – молния дважды неударяет в одно и то же место.

– Вы правильно набрали номер?

– Конечно. Это Марк Истербрук?

– Ясно, – догадался я. – Миссис Оливер.

В трубке с удивлением произнесли:

– Вы не узнали меня? Мне и в голову не пришло. Марк, янасчет этого благотворительного праздника. Я поеду и буду надписывать тамкнижки, если Роуда уж так хочет.

– Очень мило с вашей стороны. Они вас примут у себя.

– Обеда, надеюсь, они не устраивают? – спросила миссисОливер с опаской. – Сами знаете, как это бывает, – продолжала она. – Всеподходят с вопросом, не пишу ли я сейчас что-нибудь новенькое, будто не видят –я пью имбирный эль или томатный сок и ничего не пишу. И еще как они любят моикниги – нет слов, слышать приятно, но что на это ответить? Не представляю.Скажешь: «Я очень рада» – избитая фраза вроде «Приятно познакомиться». Кстати,они не потащат меня на выпивку в «Розовую лошадь»?

– Какую «Розовую лошадь»?

– Ну, «Белый конь». Такой паб. Мне в пабах становится худо.

– А что собой представляет «Белый конь»?

– Да там какой-то паб, разве он не так называется? Или«Розовый конь»? А может, это где-то еще. Или я его просто выдумала. Я выдумываюкучу вещей.

– Как поживает какаду? – осведомился я.

– Какаду? – недоуменно откликнулась миссис Оливер.

– А мяч для крикета?

– Ну, знаете ли, – с достоинством проговорила миссис Оливер.– Вы, наверное, с ума сошли, или с похмелья, или еще что. Розовые кони, какаду,крикет...

Она в сердцах бросила трубку.

Я все еще раздумывал о «Белом коне» и о том, что я о немуслышал сегодня снова, когда опять раздался телефонный звонок.

На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий,который напомнил мне, что по завещанию моей крестной, леди Хескет-Дюбуа, я могувыбрать три картины из ее коллекции.