– Вы правы. И конечно, непонятно, почему я так уверен.Возможно, просто внушил себе. А может, из-за отца Гормана. Я редко его видел,но он был чудесным человеком, все в приходе его любили и уважали. И я все времядумаю: «Если этот список был для него так важен, значит, дело идет о жизни исмерти».

– Полиция не нашла никаких следов?

– Ну, это долгая волынка. Здесь проверь, там проверь.Проверяют, кто была женщина, которую он исповедовал в тот вечер.

– Кто же?

– В ней-то как раз нет ничего загадочного. Вдова. Мы былоподумали, что ее муж имел какое-то отношение к скачкам, но оказалось, что нет.Она работала в небольшой фирме, которая собирает данные о спросе на разныепродукты и изделия и пользуется весьма недурной репутацией. На службе о миссисДэвис почти ничего не знают. Она приехала с севера Англии – из Ланкашира. Одностранно: у нее было очень мало вещей.

Я пожал плечами:

– Это нередко случается.

– Да, вы правы.

– Одним словом, вы решили принять участие в расследовании.

– Пытаюсь что-нибудь разузнать. Хескет-Дюбуа – имянеобычное. Я думал, здесь что-то выплывет. Но из ваших слов ясно: ничего новогомне не узнать.

– Не наркоманка и не торговка наркотиками, – заверил я его.– И уж, конечно, не тайный агент. Была слишком добропорядочна, чтобы дать поводдля шантажа. Не представляю себе, в какой список она вообще могла попасть.Драгоценности держала в банке. Значит, и объект для грабежа неподходящий.

– А кого еще из этой семьи вы знаете? Сыновья?

– Я уже говорил, детей не было. Племянник и племянница, нофамилия у них другая. Муж крестной был единственным ребенком.

Корриган недовольно заметил, что от меня мало проку. Онпосмотрел на часы, сказал, что ему пора бежать, и мы расстались.

Я вернулся домой в задумчивости, работать опять не смог ивдруг, подчиняясь внезапному порыву, позвонил Дэвиду Ардингли.

– Дэвид? Это Марк. Помнишь, я тебя встретил с девушкой?Вьюнок. Как ее фамилия?

– Хочешь отбить у меня подружку? – Дэвид невероятноразвеселился.

– У тебя их много, можешь одну уступить.

– Так у тебя же есть своя в тяжелом весе. Старик, я думал, увас дела идут на лад.

«Идут на лад». Слова-то какие противные. Ни с того ни с сегоу меня вдруг челюсти свело от скуки... Но Дэвид попал в точку: в глубине души язнал, что в один прекрасный день мы с Гермией поженимся. Передо мной вдругвстало наше будущее. Ходим по театрам на интересные спектакли. Рассуждаем обискусстве, о музыке. Без сомнения, Гермия – достойная подруга жизни. «Да, но небольно-то с ней весело», – зашептал мне в ухо какой-то злорадный бесенок. И яустыдился своих мыслей.

– Ты что, заснул? – спросил Дэвид.

– Вовсе нет. По правде говоря, Вьюнок – презабавное дитя.

– Верно подмечено. Но только в небольших дозах. Ее зовутПамела Стирлинг, и она служит продавщицей в одном из самых шикарных цветочныхмагазинов в Мэйфере[19]. Три сухих прутика, тюльпан с вывернутыми лепестками илавровый листок, цена – три гинеи, ты эти букеты знаешь. – Он назвал адресмагазина. – Пригласи ее куда-нибудь, и желаю вам повеселиться. Отдохнешь. Этадевица не знает решительно ничего, в голове у нее полная пустота. Что нискажешь, она всему верит. Кстати, она девушка порядочная, так что оставьнапрасные надежды, – добавил он весело и положил трубку.

Меня чуть не свалил с ног одуряющий запах гардений, когда яс некоторым трепетом переступил порог цветочного магазина. Несколько продавщицв узких бледно-зеленых платьицах и с виду точно такие, как Вьюнок, смутилименя. Наконец я узнал ее. Она старательно выводила адрес на карточке, явноиспытывая при этом немалые трудности с орфографией. Еще больших трудов ейстоило подсчитать сдачу с пяти фунтов.

– Мы с вами недавно познакомились – вы были с ДэвидомАрдингли, – напомнил я.

– Как же, как же, – любезно отозвалась Вьюнок, глядя куда-топоверх моей головы.

– Я хотел кое-что у вас спросить. – Сказав это, япочувствовал угрызения совести. – Но, может быть, сначала вы подберете для меняцветы?

Словно автомат, у которого нажали нужную кнопку, Вьюноксообщила:

– Мы получили сегодня дивные свежие розы.

– Вот эти, желтые? – Розы в превеликом множестве былиповсюду. – Сколько они стоят?

– Совсе-е-ем, совсе-е-ем дешево, – проворковала она сладкимголоском. – Всего пять шиллингов штука.

Я судорожно сглотнул и сказал, что беру шесть роз.

– И к ним вот эти ди-и-ивные, ди-и-ивные листочки?

С сомнением глянув на дивные листочки, сильно подгнившие, явместо них попросил несколько свежих, пушистых веток аспарагуса, чем сразу жеуронил себя в глазах знающего дело специалиста.

– Я хотел кое-что у вас спросить, – начал я снова, пока мнедовольно неумело размещали ветки аспарагуса среди роз. – Вы в тот раз упомянуликакое-то заведение под названием «Белый конь».

Вьюнок вздрогнула и уронила цветы и аспарагус на пол.

– Вы не могли бы рассказать мне о нем подробнее?

Вьюнок подняла цветы и выпрямилась.

– Что вы сказали? – пролепетала она.

– Я спрашивал насчет «Белого коня».

– Белого коня? О чем это вы?

– Вы в тот раз о нем упоминали.

– Не может быть. Я ни о чем подобном в жизни не слыхала.

– Кто-то вам о нем рассказывал. Кто?

Вьюнок тяжело перевела дыхание и торопливо проговорила:

– Я не понимаю, о чем вы, и вообще мы не имеем правапускаться в разговоры с покупателями. – Она обернула мои цветы бумагой. –Тридцать пять шиллингов, пожалуйста.

Я дал ей две фунтовые бумажки. Она сунула мне шестьшиллингов и быстро отошла к другому покупателю. Было заметно, как у нее дрожатруки.

Я медленно направился к выходу и, уже выйдя из магазина,сообразил: она ошиблась, подсчитывая цену букета (аспарагус стоил шестьшиллингов семь пенсов), и дала слишком много сдачи. До этого ее ошибки варифметике, видимо, были не в пользу покупателей.