Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хуже ли, нет ли, это было б уже на всю жизнь – вот что у меня из головы не шло. Стало быть, взяли нашу лодку на буксир и повезли меня вверх по реке. До ассизов под замком продержали, а там судья велел меня плетьми высечь и в матросы на большую каракку отдать. В матросах хлебнул я лиха: возле берега на цепи, работа хуже каторжной, зато повидал Ксантские Земли, а там ухитрился спрыгнуть за борт и целых два года провел в тех краях. Не такое уж, надо сказать, скверное место, если деньжата водятся.
– Однако назад ты все же вернулся, – заметил я.
– Да. Поднялся там мятеж, ту девчонку, с которой я жил, убили. Беспорядки у них каждые пару лет: вздорожает съестное на рынках – и началось… Солдаты, посланные бунт усмирять, крушат головы направо-налево, вот она, видно, кому-то и подвернулась под горячую руку. А у острова Голубого Цветка как раз стояла на якоре каравелла. Пошел я, поговорил с капитаном, и он согласился мне место в кубрике выделить. В молодости человеку какой только дури в голову не придет, вот я и подумал: может, Макселенда новую лодку нам раздобыла? Однако, вернувшись назад, на реке я ее не нашел. Так никогда больше и не видел. Надо думать, погибла в ту самую ночь, когда податные нас прихватили.
Вздохнув, Эата подпер подбородок ладонью.
– А ведь плавала Макселенда немногим хуже меня, – продолжал он. – А я, сам помнишь, плавал не хуже вас с Дроттом. Наверное, никса ее на дно утянула. Такое порой случается, особенно в низовьях реки.
– Да, знаю, – подтвердил я, вспомнив громаду лица Ютурны, каким мельком видел его мальчишкой, когда едва не утонул в Гьёлле.
– Ну, а больше и рассказывать не о чем. С собой я привез в шелковом поясе, пошитом на заказ у одного из тамошних ксантодермов, кое-какие деньжата, да и за службу на каравелле получил еще малость, купил кое с кем на паях эту лодку, и вот так с тех пор на ней и хожу. Однако по-ксантски до сих пор немного калякаю, а услышу их речь, остальное тоже припомню. Эх, нам бы побольше воды да провизии…
– Так ведь в этом море островов куча, – напомнил я. – Я как-то раз видел на карте, в Гипотермическом Классисе.
Эата кивнул.
– Да, надо думать, около пары сотен и еще уйма не обозначенных ни на одной из известных мне карт. Ты, небось, думаешь, все их миновать, не заметив, нельзя, ан нет, можно, и еще как. Если не посчастливится, проскользнешь между ними и даже не заподозришь, что земля близка. Тут много чего зависит от времени суток – ночью идешь, или днем, но самое главное, на какой высоте у тебя несет вахту впередсмотрящий. Согласись, грот-марс на каракке – совсем не то, что нос моей скорлупки!
– Остается только надеяться на лучшее, – пожав плечами, подытожил я.
– Ага, как сказал бы лягушонок при виде аиста, кабы у него в глотке не пересохло.
Вновь ненадолго умолкнув, Эата перевел взгляд с волн на меня.
– Севериан, а ты знаешь, что случилось с тобой? Пусть даже ты просто морок, насланный какогенами…
– Знаю, – подтвердил я. – Только я не фантом. А если фантом, то виновата в этом иерограммата по имени Цадкиэль.
– Тогда расскажи, как сам все это время жил. Теперь твоя очередь.
– Ладно, только вначале спрошу еще кое о чем. Что происходило здесь, на Урд, после моего отбытия?
Эата сел на рундук так, чтобы видеть меня, не вертя головой.
– Да, верно, – сказал он. – Ты же за Новым Солнцем отправился, так? Отыскал?
– И да и нет. И обо всем тебе расскажу, как только ты просветишь меня, что здесь, на Урд, творилось.
Эата поскреб щетинистый подбородок.
– Ну, в том, что ты, наверное, хочешь узнать, я разбираюсь не очень. И вряд ли сумею точно припомнить, когда что произошло. Пока мы с Макселендой жили вдвоем, Автархом был ты, однако в столице, по слухам, появлялся нечасто, все с асцианами воевал. А после вернулся я из Ксантских Земель – тебя уже нет.
– Если там ты провел два года, выходит, с Макселендой должен был прожить восемь, – подсчитал я.
– Да, где-то так. Четыре или пять лет с ней и ее дядюшкой, и еще два-три года мы вдвоем по реке ходили. Как бы там ни было, трон Автарха уже супружница твоя заняла. В народе ворчали на ее счет: баба-де, слов власти не знает… Так что, когда я обменял иностранное золото на хризосы, на одних твой портрет был, а на других ее. Она в том году как раз замуж за дукса Кесидия вышла, на улице Иубар из конца в конец такой закатили праздник – с вином и мясом для всех и каждого. Я так набрался… три дня на лодку вернуться не мог, а в народе пошли разговоры, что брак их – дело хорошее, пускай-де она сидит в Обители Абсолюта да заботится о Содружестве, а он тем временем асцианам спуску не даст.
– Верно, помню его, – заметил я. – Прекрасный был командир.
Действительно, командир он был знающий, однако, вызвав из памяти хищное, ястребиное лицо дукса, представить его, сурового, беспощадного обладателя, на ложе с Валерией я не сумел.
– Кое-кто поговаривал, будто она его выбрала за то, что с виду похож на тебя, – сообщил мне Эата. – Но, по-моему, он был симпатичнее, да и ростом, кажется, чуть выше.
Я вновь напряг память. Да, разумеется, симпатичнее, чем я со шрамом через всю щеку… а вот ростом Кесидий мне вроде бы несколько уступал, однако как же не оказаться самым высоким тому, перед кем все остальные преклоняют колени?
– А потом умер он, – продолжал Эата. – Как раз в прошлом году.
– Понятно, – вздохнул я.
Долгое время стоял я, прислонившись спиной к планширю, и размышлял. Восходящая Луна почти добралась до зенита, тень мачты легла между нами, словно черный барьер, а голос Эаты, донесшийся из-за него, показался мне странно, поразительно юным:
– Севериан, а как же насчет Нового Солнца? Ты обещал все о нем рассказать.
И я начал рассказ, однако, добравшись до того, как вонзил нож в предплечье Идас, обнаружил, что старый товарищ мой дрыхнет без задних ног.
XLVII. Затонувший город
Мне тоже следовало бы поспать, однако укладываться я не спешил.