сообщал названия животных, что пристально наблюдали за нами с речных берегов, указывая пальцем на самых опасных из них. Мне хватило свободного времени, чтобы подружиться с одним из колонизаторов, человеком по имени О'Хара. Вроде бы к нашей земле и людям он относился с бо́льшим уважением, чем другие люди на корабле, и потому мы с ним легко поладили. О'Хара, по его словам, был родом из страны, что называлась Ирландия, еще одна земля, о которой я прежде не слыхивал.

– Это в Италии? – спросил я, и он помотал головой. У него была густая рыжая борода, имбирного цвета брови и самая белая кожа, какую я когда-либо видел. Трудно было поверить, что у живого существа может быть такая окраска, и я поймал себя на том, что пялюсь на него, толком не понимая даже, человек ли он, и задаваясь вопросом, не проклятье ли это какое-нибудь? Может, еще в утробе матери он прогневал Бога, за что был отравлен, и поэтому навсегда остался таким отвратительно бледным?

– Нет, Италия от нас довольно далеко, – ответил он. – Мы ближе к Англии. Они теперь наши ближайшие соседи, хотя долгое время мы были с ними на ножах. Капитан, понятно, родом из Англии. Они презирают ирландцев, а мы презираем их за то, что они обобрали нас, отняв наши земли. Меня наняли только потому, что я читаю по звездам лучше любого другого звездочета, но капитан понимает, что будь у меня побольше шиллингов, я бы скорее всадил нож себе в задницу, чем помог ему хоть в чем-нибудь. Однако мужчина должен зарабатывать на жизнь, и вот я здесь.

О'Хара взял с собой музыкальный инструмент, сказал, что это скрипка, и по вечерам наигрывал мелодии до жути визгливые, так что мне хотелось заткнуть уши листьями, но мужчины плясали под эту музыку, давая ногам размяться.

– Вы останетесь здесь строить колонию? – спросил я О'Хару однажды вечером, когда мы улеглись на корме судна и разглядывали звезды над нами.

– Мы, ирландцы, не колонизаторы, – буркнул он. – Это нас колонизируют. Наша беда в том, что мы маленькая страна.

– Но здесь у нас большая страна, – сказал я.

– Тогда остановите их. Не пускайте их к себе.

– Но как это сделать?

– Сражайтесь с ними. Бейтесь, пока на той или другой стороне в живых не останется ни одного мужчины, ни одной женщины или ребенка. А затем повоюйте еще немного меж собой, просто так, для подстраховки. Всегда найдется несколько предателей, которых надо вырвать с корнем. Удалить внутреннего врага.

Я кивнул. Конечно, я радел о своей стране, но племена в наших землях прекратили воевать друг с другом век назад, а то и раньше, и мы были счастливы, когда войнам пришел конец. Народом мы были мирным и не видели причин, почему бы нам не жить как заблагорассудится, но только без жестокости. Хотя я и был сосредоточен на моей личной мести, меня тревожило наше будущее, чем оно могло обернуться, дозволь мы этим европейцам и впредь вгрызаться в наши владения. Я никак не мог понять, почему они, приехав сюда, сразу начали смотреть на наше достояние как на свое собственное.

– А ты, – спросил меня О'Хара, – тоже оставил семью, когда подрядился в это плавание?

– Сына. Но я оставил его на попечение человека, которому доверяю.

– Тебе нужны деньги, как я полагаю? Ну да, нам всем нужны деньги, – ответил он на свой вопрос.

– Дело не в деньгах, – сказал я, осторожно подбирая слова, поскольку на судне я никого не посвящал в мои истинные намерения. – Я ищу кое-кого.

– Женщину, не иначе?

– Нет, мужчину. Когда-то, много лет назад, я называл его своим другом.

– Вы с ним поцапались, так, что ли?

Такого слова я раньше не слыхал и морщил лоб, не зная, что сказать.

– Вы поругались, ты и он? Он что, тебя подставил?

– Он совершил нечто непростительное, – сказал я. – И я хочу, чтобы он заплатил за это.

– Правильно хочешь, – отозвался О'Хара, потягиваясь и глядя с опаской на головы аллигаторов, обнаруживших свое присутствие в окружавших нас водах. – У меня был друг когда-то, он повадился целоваться с моей женой, так я ему башку снес.

– Ты обезглавил его? – выпучил я глаза.

– Не, – рассмеялся он, – это просто выражение такое. Отколошматил, и все.

– Уф, – выдохнул я.

– Ты тоже собираешься так сделать?

– Нет, – покачал я головой. – Нет, я хочу на самом деле снести ему голову.

Спустя неделю плавания на судне, после остановок в десятках деревень и случайных встреч с сотнями земляков и землячек, я проникся презрением к капитану Торнтону, который с удовольствием давал нам понять, что мы для него не люди, а не пойми кто. На каждой остановке, впрочем, я уходил от него, предоставляя капитану в одиночестве осуществлять свои бесчеловечные затеи, пока я выискивал местных, стариков и молодежь, отводил их в сторонку и задавал все те же вопросы.

– Я приехал сюда в поисках одного мужчины.

– Его имя?

– Эрнан.

В ответ только пожимали плечами: «Знать не знаю никакого Эрнана».

– Сам он не отсюда, родился и вырос на другом конце страны. Примерно моего возраста, с искривленными ногами, он ходит на костылях.

– Он тебя чем-то обидел?

– Было дело.

– И ты решил убить его?

– Мой ответ расшевелит твою память?

Но все тщетно. Некоторые заявляли, что, возможно, они видели такого человека, но просили денег за то, что они мне расскажут, и я отчетливо понимал, что они просто сочинят байку вознаграждения ради. Другие, казалось, знали побольше, но от разговора со мной увиливали, будто опасались, как бы их откровенность не привела к нехорошим последствиям для моего кузена. Я уже начал отчаиваться: неужто мои поиски опять окажутся бесплодными?

Но однажды холодным вечером, когда мы пришвартовали наше судно в большой деревне на речном берегу, удача наконец нашла меня. Старики вышли поприветствовать нас, и женщины надели нам на шеи гирлянды цветов. Лес там был очень красивым, и я злился, глядя, как Торнтон осматривает стволы, аккуратно срезая с каждого кусочек коры и пережевывая эту добычу своими желтыми зубами. Затем он делал пометки в тетради, словно именно этот лес он предложил бы стереть с лица земли ради пополнения мошны мерзопакостного итальянского короля.

Я, как обычно, расспрашивал людей, но услыхал голоса игравших неподалеку детей и зашагал в ту сторону, ухватившись за возможность отделиться на время от мира мужчин и успокоиться. Детей было семь или восемь, мальчики и девочки без устали бегали, играя в свои детские игры, но меня заинтересовала девочка, не принимавшая участия в