Но решение не желало приходить.

– Не торопись, – советовал он ей. – Ты не обязана что-то делать прямо сейчас. Позволь решению созреть.

И он был прав. А пройти в Тридевятый она сможет и из Нави. Возможно, ей стоило еще раз попытаться научиться ходить зеркалами, тогда бы не пришлось тревожить этим Кощея… И еще нужно будет написать Баюну…

Василиса вздохнула и направилась к своему кабинету, стараясь не замечать идущего в нескольких шагах от нее воробья Юрия. Работу никто не отменял. Впрочем, по пути она все равно отправила мужу сообщение о том, кто нынче сидит в удобном вольтеровском кресле.

Агату Демьян привел за руку. Она шла, опустив плечи, и за спину ей падала криво заплетенная растрепанная коса. Она стала плести ее с тех пор, как в Конторе появился Елисей, – видимо, в угоду царевичу, но получалось из рук вон плохо.

– Василиса Петровна, нам с вами надо поговорить, – сказал Демьян, косясь на Юрия.

Юрий попытку не оценил, хмыкнул и остался на своем стуле.

– Юра, пожалуйста, подождите в коридоре, – попросила Василиса, чувствуя себя ужасно неловко перед своим охранником.

– Василиса Петровна… – недовольно начал Юрий.

Василиса подавила тяжелый вздох.

– Демьян, как мы ласково зовем дома Мунина и Хугина? – спросила она.

– Муня и Гуня, – недоуменно ответил мальчик, а потом добавил, усмехнувшись: – Ну или «ах вы ж псины этакие, вы чего опять натворили?».

Последнее явно принадлежало Кощею и произносилось в ее отсутствие, и Василиса решила, что сейчас не будет об этом думать, а вот вечером дома поговорит с мужем о том, какие слова можно и нельзя употреблять по отношению к их собакам.

– Видите, Юрий, все нормально, – улыбнулась она. – Это просто дети. Пожалуйста, дайте нам поговорить.

Воробей недовольно покачал головой, но кабинет покинул. Демьян плотно закрыл за ним дверь и вернулся к сестре, которая так и стояла на месте, опустив голову и свесив руки по бокам.

– Что случилось? – нахмурилась Василиса.

– Василиса Петровна, можно я купол поставлю? – вместо ответа спросил Демьян.

Василиса кивнула.

Купол он поставил с первой попытки. Василиса ощутила волну магии, что обволокла пространство вокруг них, заключив в непробиваемую сферу. До этого она ни разу не видела, как Демьян колдует. И теперь невольно испытала беспокойство. Одно дело было слышать от Кощея, что мальчик – сильный маг, другое – прочувствовать это. Ему нужно было практиковаться: для купола вовсе не требовалось столько силы, сколько он вложил, и при должном исполнении он был неощущаем, но именно эта ошибка и впечатляла. С другой стороны, Кощей был прав, и Демьяну требовался хороший учитель, и сам Кощей был бы идеальным вариантом, не желай он затащить мальчишку в Навь и позже использовать в своих целях.

Василиса уже несколько раз ловила себя на том, что задумывалась, как бы это могло быть здесь, в этом мире. Пожалуй, она могла бы согласиться с тем, чтобы мальчик жил с ними. Она слишком хорошо знала своего мужа, чтобы хоть на минуту усомниться, что он не привьет своему ученику железную дисциплину, а значит, это могло бы быть вполне тихое и мирное сожительство. Да, она больше не хотела детей. Но ведь речь в первую очередь шла о собственных детях. Как она могла хотеть родить еще, если до сих пор иногда по ночам слышала плач новорожденного Алексея, которого уносили от нее? И эти кошмары были куда страшнее когда-то снившегося ей Кощеева замка. Но это ведь будет не такой ребенок. И они с Кощеем могли бы оформить опеку над Демьяном и дать ему нормальную жизнь. В конце концов, они смогли бы устроить его в школу, обеспечив ему хотя бы домашнее обучение. Чтобы потом у него был выбор. Чтобы оставить за ним оба мира. Возможно, они смогли бы даже сделать что-то для Агаты…

Мечты, в отличие от реальности, были слишком хороши. И зачем она только предложила Кощею уйти в Навь? Ах да, потому что увидела, насколько он устал…

Впрочем, сейчас, видимо, не это было важно.

– Так что случилось? – повторила она.

– Давай, Агата, – шепнул Демьян.

И девушка вдруг заплакала. А потом достала из кармана кофты волосяную куклу.

Боги…

– Ты приворожила Елисея… – прошептала Василиса. – Агата, только на волосы или было что-то еще?

Девушка содрогнулась всем телом, упала в кресло для посетителей и замычала в исступлении, спрятав лицо в руки.

– На волосы и на кровь, – ответил за нее Демьян.

– Агата, вы с Елисеем… – начала было Василиса, но осеклась.

Как обсуждать такое при двенадцатилетнем мальчике? Но та сама все поняла, отрицательно затрясла головой. Хвала богам, хоть на это ума хватило. Тогда еще есть шанс, что все обратимо.

– Кто-то еще знает?

– Нет, – ответил Демьян. – Агата давно хотела все отменить, но не знала как и боялась к кому-нибудь обратиться. А теперь Елисей совсем перестал напоминать ей себя, и она испугалась и рассказала все мне. А я убедил ее пойти к вам. Вы же поможете?

Поможет ли она? Сможет ли помочь? Любой привораживающий заговор со временем полностью стирал личность, и оставалось только надеяться, что было еще не поздно. И как так случилось, что никто не обратил внимания, никто не понял… «Ты ведь думала об этом, – шепнула Василисе совесть, – ты ведь чувствовала, что что-то не так, но была слишком занята собственными проблемами…»

Да, она была занята! Она не может следить за всем! И теперь уже поздно посыпать голову пеплом.

– Ладно, – выдохнула Василиса. – Без паники. Что-нибудь придумаем.

В конце концов, ее муж был специалистом в области проклятий и консультантом по темной магии. И вообще, когда это он не смог решить магическую задачку? И, стараясь думать в подобном ключе, она достала телефон и позвонила Кощею.

– Впечатлен! – признал Кощей, внимательно изучив куколку. – Отлично сработано. Для начинающей ведьмы выполнено превосходно.

Агата всхлипнула.

– И что? – спросил Демьян. – Ничего нельзя сделать?

Кощей усмехнулся, положил куклу на ладонь, пробормотал что-то, и ее объяло пламенем. Волосы сгорели мгновенно, не оставив после себя и следа, и в его руке осталась булавка с оплавленной головкой.

– Это ею ты уколола Елисея? – спросил Кощей. – На ней была кровь, ведь так?

Агата сдавленно кивнула.

– Чудесно. Почти ювелирно. У тебя талант. Ты уверена, что все еще хочешь избавиться от силы? Из тебя выйдет отличная ведьма.

Агата сжала руку Демьяна.

– Она спрашивает: вы издеваетесь? – немного неуверенно передал он.

– Отчего же? – приподнял бровь Кощей. – Впрочем, я не настаиваю. Владеть силой или нет – личное дело каждого.

И он снова прошептал заговор и сломал булавку.

Елисей, которого тоже привели в кабинет Василисы, вздрогнул, удивленно захлопал глазами, явно не понимая, где он и что с ним, а потом упал в обморок. Ловить его никто не стал.

– Жить будет, – вынес вердикт Кощей. – А вот насколько долго и счастливо, покажет время. А теперь, Агата, расскажи нам, зачем ты это сделала.

Агата закусила губу, снова всхлипнула, но потом уверенно взяла Демьяна за руку.

Все оказалось банально. Она смастерила куколку в первые дни после появления Елисея в Конторе. Просто так, потому что могла. Несколько раз пробиралась в его комнату в общежитии – вскрывать такие простые замки она отлично научилась еще в детдоме – и забирала волосы с расчески. Она не собиралась воспользоваться куколкой. Просто держала при себе. А потом Елена наложила на Елисея проклятье, но Агата не поверила в ту причину, что назвала ведьма. Более того, решила, что все было как раз наоборот. Она нашла способ заставить петушиный хвост исчезнуть раньше положенного срока и ожидала благодарности. Но вместо этого Елисей, разъяренный тем, что не может выразить негодование Елене, устроил порку словами своей спасительнице.

– Она же не могла ничего ему возразить, – рассказывал Демьян, с ненавистью поглядывая на тело на полу. – Она просто хотела услышать, что на самом деле он так не думает. Ну, или чтоб он замолчал. Но он все кричал всякие обидные слова. И тогда она уколола его булавкой и активировала куклу. Он стал ходить за нею повсюду, клялся в любви до гроба…

Но все пошло не так, как представляла Агата. То есть сначала было хорошо. Елисей долго и пространно извинялся, и смотрел на нее влюбленными глазами, и ласково держал за руки. Но постепенно его любовь стала напоминать одержимость. Елисей требовал от нее близости: сначала просил, чтобы они везде ходили вместе, потом ему захотелось объятий, затем поцелуев, а там он и вовсе стал настаивать на большем. Он стал пугать Агату. И пришел день, когда царевич вообще перестал говорить о чем-то, кроме любви к ней, перестал есть и пить без ее напоминаний и попытался