Здесь мы прежде всего упоминали о тех бывших неформалах-демократах, которые остались активными в общественной жизни, то есть тех, кто более или менее преуспел. Однако многие ушли со сцены, в частности те, кому не удалось совершить первую реконверсию (например, организаторы исчезнувших партий), кто не смог оправиться после разгона Съезда народных депутатов в 1993 году и перешел в оппозиционный «патриотический» лагерь.

Формы оппозиционного активизма

Те, кто перешли в оппозицию Ельцину, а затем Путину, обретаются в основном в двух экологических нишах: в науке и журналистике. Некоторые левые активисты в 1990 году остались в академической сфере, в то время как бо́льшая часть их коллег начала превращаться в профессиональных политиков. Кто-то вошел в научную сферу уже в 1990-х и обрел степень признания достаточную для того, чтобы строить политическую карьеру. Так, став депутатом Моссовета (1990—1993) и экспертом при руководстве Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР, бывшие советские профсоюзы, в 1993—1995), Б. Кагарлицкий в качестве исследователя приходит в Институт сравнительной политологии Академии наук (ИСПРАН, бывший Институт международного рабочего движения). Защищает кандидатскую диссертацию, посвященную профсоюзам (1995). Кагарлицкий изучает рабочее движение и его отношения с левыми партиями, а с 2002 года параллельно заведует отделом «Политика и СМИ» в «Новой газете» и участвует в альтерглобалистском движении, что позволяет ему поддерживать свои давние связи с западными левыми.

Большая часть неформалов-демократов, переквалифицировавшихся в журналистов, также занимают критические позиции по отношению к исполнительной власти, причем еще с ельцинского периода. Одни мобилизуются против войны в Чечне (Фадин), другие изобличают «культ личности», с 2002 года устанавливающийся вокруг Путина (Прибыловский).

Если «безусловные сторонники» Ельцина, вышедшие из движения, рассматривали разгон и штурм парламента в октябре 1993 года как «последние конвульсии агонизирующего коммунистического режима и продолжали видеть в Ельцине воплощение сильной реформаторской и демократической власти»[571], то другие бывшие неформалы отказались поддерживать Ельцина во время этого кризиса. С 1993 года наблюдаются отдельные проявления протеста, которые вдохновляются неформальным движением и в которых участвуют его бывшие члены.

Политические организации, появляющиеся после 1990 года, прибегают к помощи неформалов в некоторых сферах их компетенции. Во время первой чеченской войны (1995—1996) «Яблоко» и «Выбор России» объединяются с такими организациями, как «Мемориал», КИАН и «Демократическая Россия» (а также с Комитетом солдатских матерей, созданным позднее), для организации митингов на Пушкинской площади. Умения, приобретенные в «Гайд-парке» 1988 года или во время организации предвыборных митингов 1989—1990 годов, востребованы новым поколением, которому еще не доводилось готовить подобные коллективные акции.

После 1993 года некоторые неформалы пытаются воспроизвести старые или изобрести новые формы протеста. В 1997 году в Москве было организовано мероприятие по случаю десятой годовщины Встречи-диалога августа 1987 года. Бо́льшая часть выступавших, подводя итоги своей прежней деятельности, выразили горечь и разочарование. Судя по всему, на этой встрече среди прочего собирались обсудить основание нового дискуссионного оппозиционного клуба, который бы отличался от коммунистической или националистической оппозиции. Но дальше обсуждения дело так и не пошло.

Как мы видим, форма «встречи-диалога» оставила глубокий отпечаток в умах активистов. Не исключено, что Павловский, став советником Кремля, вдохновлялся ею при организации «Гражданского форума» в ноябре 2001 года, куда были приглашены разные общественные ассоциации. Однако, как и Встреча-диалог десять лет спустя, эта новая попытка, предложенная и организованная исполнительной властью, не породила никакой социальной динамики.

Демократическое движение было втянуто в поле власти и по большей части в нем растворилось, после чего его представители были постепенно из этого поля вытеснены. Создается впечатление, что тем, кто не занимал высоких позиций с 1990 года, а делал постепенную карьеру во властных структурах (местных или федеральных), а также тем, кто сначала переквалифицировался вне поля политики (например, в журналистику), реконверсия в конечном итоге удалась лучше. Так произошло со значительной долей участников первой когорты. Они еще до Перестройки привыкли к нестабильности профессиональной карьеры, и их способность к адаптации сослужила им хорошую службу в постсоветские времена.

Относительный успех наблюдается в основном у двух типов акторов: у молодых, имеющих самое востребованное властью образование (право и экономика) и вышедших из «элитных кругов»; и у более старших, которые сделали себе имя (в диссидентстве, в неформально-демократическом движении и политике после 1990 года) и оказались способны действовать параллельно на нескольких профессиональных поприщах, формировать и использовать группу сторонников, поддерживать связи с прежними товарищами по движению и, пользуясь своей репутацией, находить зачастую весьма высокопоставленную клиентуру среди политиков.

За редкими исключениями неформалы-демократы играют в политическом пространстве роли второго плана. Они не принадлежат к истеблишменту, а переквалифицировались скорее в мелких предпринимателей от политики и зависят от заказов со стороны представителей власти. Эта система зависимости, которую можно назвать клиентелистской, превратила некоторых оппозиционеров в «менеджеров» режима. Однако слишком хорошо отлаженный механизм контроля над избирательным процессом, который установился в настоящее время в связи с введением финансового ценза для входа в состязание, мог бы в долгосрочной перспективе сделать ненужной профессию предвыборных консультантов и вернуть некоторых ее видных представителей к оппозиционной политической деятельности.

Даже когда бывшие неформалы-демократы занимают посты в поле власти, у них все-таки нет контроля над стратегическими ресурсами (регионами или государственными предприятиями). А когда они находятся в институциях, наделенных большой властью, таких как Администрация Президента, не очевидно, что столь же большой властью наделены они лично благодаря своей должности экспертов.

Почти все противники Ельцина, а затем и Путина ушли из партийного поля (за исключением членов «Яблока», чье представительство в выборных органах продолжает уменьшаться) и концентрируются в основном в научной среде и журналистике. Что касается оппозиционеров, присоединившихся к националистическому лагерю, они вообще покинули публичную сцену.

Создается впечатление, что, помимо отдельных проявлений протестной активности, бывшие неформалы-демократы неспособны стать катализатором новой оппозиции. Предложения, выдвинутые в этом направлении в ходе встречи неформалов «десять лет спустя», так и остались благими пожеланиями.

Заключение

Эта книга освещает один из аспектов распада СССР, а именно распад его политической системы, важными акторами которого стали неформальные клубы.

Использованный метод состоит в том, чтобы параллельно изучать и сопоставлять индивидуальные траектории на большом временном отрезке (три поколения), конъюнктуры политического пространства и, наконец, формы и стратегии неформально-демократического движения; он позволил нам описать некоторые важные процессы и лучше понять, каким образом происходила радикализация движения. Как мы видели, небольшая разница во времени вступления в движение вызвала очень сильную дифференциацию: в 1989 году движение перешло в прямую оппозицию режиму, тогда как раньше оно поддерживало отношения союзничества с реформаторами из КПСС. Этот переход